ТУРНЕ ПО СОВЕТСКОМУ СОЮЗУ

Текст статьи

ИЮЛЬ 1972 ГОДА

Турне по Советскому Союзу... Большой летний театр в Измайловском саду. Зрители не расходятся, ждут появления Анны. А Анну задерживаю я. Она сидит обессиленная, облокотившись на гримировальный столик, в зеркале отражается её совсем девичий нежный профиль и выбившиеся из подобранного «хвоста» вьющиеся золотистые и тоже усталые пряди волос. Кругом охапки цветов, собрать их у Анны нет сил.
Я вижу, как она устала, и мне неловко терзать её расспросами:
— Анна, может быть, не сейчас... но кто знает, что будет у Вас в последующие дни?..
АННА ГЕРМАН: Нет, давайте лучше сейчас. Я немножко отдышалась, а Вы говорите со мной как доктор, так что ничего...
Я вынимаю из сумки журнал «Польша» 70-го года с портретом Анны Герман на обложке. Очень похудевшая, в андалузском наряде, она стоит вполоборота, лихо подбоченясь, и счастливо улыбается.
— Вот этот журнал — всему виной, — говорю я. — Стоило мне прочитать статью о Вас, как я поняла, что должна видеть Вас, слышать и говорить с Вами. Но пришла я не от музыкальной редакции, а от литературно-драматической, и поэтому мой основной вопрос связан с Вашей книгой. Скажите... вот теперь, когда самое страшное уже позади, когда Вы снова вышли на эстраду, когда фактически началась Ваша вторая «рукотворная» жизнь, что бы Вы написали, если бы у Вас появилось желание и время написать вторую часть «Вернись в Сорренто?», но уже без вопросительного знака?
АННА ГЕРМАН: Ну, тогда начать надо с того, что я жить не могу без своей любимой работы. Возвращения к ней мне пришлось довольно долго ждать, потому что, когда я выздоровела: смогла сидеть, потом ходить, потом даже гостей принимать, смеяться, петь очень долго не могла — а мне без пения совсем плохо...

Турне по Советскому Союзу... И как-то принесла мне моя очень хорошая знакомая, Алина Новак, несколько своих стихотворений и предложила попробовать сочинить на них музыку — все-таки это ближе к песне, к сцене, к моей работе. Я попробовала, и получилась «Судьба человека» — 12 песен, которые я потом написала, вошли в пластинку именно с таким названием: «Судьба человека».
Ну, потом я попробовала писать музыку и на слова других знакомых и друзей, и таким образом я приближалась к тому дню, когда опять можно было бы выйти на сцену.
А вообще... все мы должны строить свою жизнь сами, но жить, по-моему, намного легче, когда чувствуешь внимание и сердечность других людей... Не знаю, хорошо ли, ясно ли я выражаюсь по-русски?..
— Вы имеете в виду письма?
АННА ГЕРМАН: Да, когда я лежала больная, удивительно, я плохо помню эти первые месяцы, даже годы, я получала множество писем. Ещё в Италии мне писали, потому что я была там довольно популярна...
Из Сицилии, из маленьких городков, присылали письма, цветы, маленькие сувениры, и потом, когда я уже вернулась домой, когда стало известно, что я живу в Варшаве, в больницу стали присылать письма совсем чужие люди... Ведь я их никогда в жизни не видела, а они писали такие тёплые слова, призывали меня быть бодрой, говорили, что я им нужна, то есть песни мои нужны, и это мне очень, очень помогало...
Находясь сейчас в Советском Союзе, я хочу поблагодарить тех, кто мне писал. Я выбрала для этой гастрольной поездки именно Сибирь, поскольку никогда там не бывала. Четыре раза выступала в Советском Союзе, и всегда наш путь вёл на юг, в прекрасную Грузию, к Чёрному морю. А большинство писем я получила именно из далёкой Сибири от людей, которые когда-то по радио слышали мои записи.
И я сказала себе, что, когда соберусь немножко с силами и смогу поехать в первую гастрольную поездку, попрошу, чтобы мне устроили турне по Сибири. И вот теперь мои планы осуществились.
Турне по Советскому Союзу...
— Наверное, такое страшное «происшествие», как Вы называете катастрофу, не могло обойтись без переоценки ценностей?.. Изменилось ли что-нибудь в Вашем отношении к миру, к людям, к сцене?
АННА ГЕРМАН: Мир я вижу теперь иначе — наверное, просто в других красках... Композиторы мне часто приносят очень хорошие песни, с глубоким смыслом, но мне не хочется их петь, потому что они грустные, а мне хочется петь о радости жизни, о любви, чтобы люди улыбались, но, конечно, иногда и всплакнули, потому что это очень очищает душу... Но не слишком часто. Все-таки радости и смеха должно быть больше.
— Вот Вы сказали «слезы очищают душу», а могли бы Вы сказать, что на несчастьях учатся, хотя в Вашем случае «несчастье» — это, конечно, не то слово...
АННА ГЕРМАН: Да-а, пожалуй... Чему я, так сказать, «научилась» за эти годы, — пониманию того, что для человека самое главное в жизни. Моя мама — педагог, она всю жизнь учила детей, потом студентов, больше тридцати лет... Но вот недавно оказалось, что ей необходимо оперировать глаза... Это была очень трудная операция, после неё она уже не смогла вернуться к своей любимой работе. И так как я теперь здорова, могу работать, у моей мамы фактически никаких материальных проблем нет. Она может спокойно жить в своей квартире и, казалось бы, радоваться жизни... И что же оказалось? Моя мама вовсе не так уж и счастлива. Не помогают ни экскурсии, ни театры, ни кино — страшно трудно ей найти своё место в жизни...
Турне по Советскому Союзу... Так вот я хочу сказать, что человеку, конечно, очень нужна любовь близких, семейное счастье, но ещё важнее найти своё место в жизни, которое даст возможность приносить пользу людям и без которого не сможешь жить. По-моему, это самое главное для того, чтобы быть счастливой.
Дело не только в том, чтобы зарабатывать деньги и жить изо дня в день, а чтобы то, что ты делаешь, доставляло радость...
Вот это я поняла за эти трудные для меня годы. Я могла бы вернуться к микроскопу, к моей профессии геолога, нашлась бы какая-нибудь другая работа, не только бродить по горам, этого бы я теперь не смогла. Но я полюбила всем сердцем своё дело, и до тех пор, пока будет можно, пока мои зрители захотят видеть и слушать меня, я буду с огромным удовольствием петь для них.
— На концерте Вы рассказывали о Леониде Телиге. Ваша песня на его слова мне очень понравилась. Но мне показалось, что Вы о чём-то умолчали... недоговорили о чем-то невесёлом...
АННА ГЕРМАН: Да, я не сказала, что он был уже болен, когда пошёл в плавание, и знал об этом, но я не хотела говорить публике... Зачем? А теперь его нет...
— Вы хотели, чтобы мы тоже знали и помнили о нем, да?
АННА ГЕРМАН: Да, конечно...
— Как он вошёл в Вашу жизнь?
АННА ГЕРМАН: Я считаю, что мне просто было подарено судьбой познакомиться с ним. Леонид Телига был мореплавателем, он обогнул земной шар на своей маленькой яхте «Опта», названной так от слова «оптимизм».
Мы познакомились довольно необычно. Отправляясь в своё путешествие, он взял с собой несколько записей, чтобы там, в океане, послушать иногда любимую музыку. И среди других оказалась песня в моем исполнении. Очень красивая песня, которая говорит о том, что, где бы ты ни был, всегда вернёшься домой, самым, самым маленьким судном, самым последним трамваем ты всегда вернёшься к себе домой. Песня называется «В дождь и бурю», а он назвал её «Тоска». Я даже не знала, когда мы встретились, о какой песне он говорит: «Я все слушал твою «Тоску» там, в чужих океанах и морях».
Турне по Советскому Союзу... В журнале «Панорама», который выходит в Силезии, было напечатано интервью со мной, когда я возвращалась, так сказать, к жизни, и в той же «Панораме» рассказано и о его путешествии. Он прочёл этот журнал где-то далеко, в Южной Африке кажется, в польском посольстве, и, таким образом узнав о моей судьбе, прислал мне очень сердечное, тёплое письмо, в котором писал о тех трудностях, которые встречаются ему в пути. «У тебя тоже трудный рейс — к здоровью, — писал Телига, — но держись, а когда я вернусь домой, то мы обязательно встретимся».
Я ответила, письмо застало его где-то очень далеко, и после окончания рейса они с женой действительно приехали к нам в Варшаву.
Мы сразу подружились, потому что это был человек, которого просто невозможно не полюбить, такой он был весёлый, полный энергии, он вообще был очень добр к людям... У него была очень простая жизненная философия, о которой я часто вспоминала во время своей болезни. Такая же, как в моей песне, которую он взял с собой. Он не ждал, когда придёт счастливый день, а радовался любым мелочам. Каждый день он находил что-то, что доставляло ему радость, и был счастлив. Это давало ему силы встретить следующий день. Ведь это плавание мог совершить только такой человек, как он. У него не было больших средств, его яхта «Опти» была крошечных размеров, просто скорлупка ореха, а когда ему не хватало денег, он останавливался в портах, писал акварели, продавал их и таким образом двигался вперёд.
Мечта у него действительно была большая и энтузиазма много. Я все это не раз вспоминала потом, когда частенько, не скрываю, мне бывало очень тяжело, потому что довольно долго пришлось ждать полного выздоровления...
Турне по Советскому Союзу... И вот теперь я бы хотела сказать, зная, что в эту минуту, когда мы с вами беседуем, есть очень много людей, у которых какое-нибудь несчастье, которые лежат в больницах: «Не унывайте и не отказывайтесь от помощи и сочувствия близких, потому что с ними легче победить и болезнь, и несчастье, и просто пасмурные дни, которые у каждого человека бывают. По-польски говорят: «Глова доигура, кохане!» Выше голову, друзья!»

 

 

ЛЕТО 1974 ГОДА

— Анна, в этом году у Вас довольно необычная программа, не только потому, что Вы приехали с новыми актёрами, но и по построению, и по настроению...
АННА ГЕРМАН: Мы все очень радовались поездке, но времени для подготовки у нас было мало, потому что этот год проходит под знаком тридцатилетия Освобождения Польши и мне хотелось, чтобы в нашей программе это нашло отражение. Поэтому в моем выступлении есть маленькая часть «Воспоминание», где я пою две песни о войне. Была ещё одна песня, но мне показалось, что это уже много, и я остановилась на двух.
— Каких актёров Вы в этот раз привезли?
АННА ГЕРМАН: Они из Варшавского музыкального театра. Может быть, наша программа не столь уж модная, не в стиле шумных «шоу», но иногда слушатели совсем не прочь посидеть в тишине и немножко отдохнуть. Поэтому моя совесть чиста.
— Ещё раньше я обратила внимание на Ваше чуткое отношение к молодым коллегам, к их творческой судьбе. Что Вы считаете нужным воспитать в молодом актёре в первую очередь, какие качества исполнителя и человека?
АННА ГЕРМАН: Нельзя выходить на сцену внутренне не подготовленным — за это, по-моему, в тюрьму надо сажать! (Смеётся.) Мне кажется, что моим молодым коллегам, которые уже работают в театре, знакома дисциплина, пунктуальность, и хорошо то, что они молоды и к работе относятся с большой сердечностью, у них все впереди, им пока ничто не надоело, это очень хорошо. И еще важно, чтобы в ансамбле была дружеская атмосфера. Это, к счастью, у нас есть.
— Вы имеете возможность выбирать партнёров или это случайные люди, которых Вы просто объединяете?
АННА ГЕРМАН: Я иногда могу пригласить кого-то в наш коллектив, но не всегда те, кого я выбрала, свободны, такова уж наша жизнь, все спешим, у всех свои планы, и иногда трудно все совместить.
— Я, собственно, пытаюсь выяснить, что Вы считаете ведущим, главным качеством эстрадного артиста, о чём Вы заботитесь сами (хотя это очевидно, когда Вас слушаешь), от чего Вы пытаетесь предостеречь молодых актёров и что стараетесь в них пробудить, ведь Вы — педагог, это, бесспорно, но как Вам удаётся так искусно, незаметно, оказывать своё влияние... Они, наверное, и не замечают ничего, им кажется, что всего этого они достигают сами...
АННА ГЕРМАН: Теперь, когда я пою все второе отделение, я еще сильнее чувствую, что выйти на эстраду — это огромная ответственность. Выйти и спеть две, три, четыре песни, когда участников много, конечно, тоже ответственно, но все же это совсем другое дело.
Сделали своё дело хорошо — и, пожалуйста, следующий. А тут надо с начала до конца всех заинтересовать, каждому что-то подарить, чтобы зрителю не захотелось встать и уйти.
Турне по Советскому Союзу... И дело здесь, по-моему, не только в том, чтобы хорошо, правильно спеть песню, все ноты чисто вытянуть, текст не забыть. Но надо ещё выйти к людям с большим чувством симпатии, невзирая на то, примет тебя зал или нет. Ведь вообще-то лучше давать, чем брать, правда?
Выйти и отдать все, все, что можно. И стараться быть самой собой, никому не подражать, чтобы быть естественной, потому что двух-трёх человек в зале, может быть, и можно обмануть, но когда их четыре тысячи или триста, то ведь большинство хочет правды и честности. Это, по-моему, самое главное.
— Анна, прошлый раз Вы неожиданно явились в образе конферансье, причём очень остроумного, милого и так легко поддерживающего контакт с людьми, хотя специально драматическому мастерству Вы, кажется, не обучались. Теперь Вы играете и поёте одновременно. Как у Вас возникли такие мысли? Появляются какие-то новые возможности, новые партнёры — и они подсказывают новые способы выражения?
АННА ГЕРМАН: Конферансье я, конечно, не настоящий. Говорить, а потом петь очень тяжело. Это все вокалисты знают. В опере даже, кажется, запрещается разговаривать перед выходом на сцену. Но мне показалось, что это очень заманчиво, возникает тесный контакт между слушателями и исполнителем, поэтому два года тому назад я попробовала обратиться с несколькими тёплыми словами к своим слушателям, и это себя полностью оправдало. И несмотря на то, что мне в тот раз было очень трудно вытянуть все piano, я подумала и сейчас: «Уж если тогда получилось так хорошо, нельзя же теперь сделать иначе... Кто-нибудь холодно, официально перескажет содержание песни, а потом я выйду и спою её». Так что и в этот раз я пыталась сделать все сама, и очень рада.
А вообще такое переключение — большая проблема. У меня после того, как говорю, страшно высыхает горло, и потом петь трудно. Я все время думаю, можно ли мне выйти со стаканом воды на сцену или нельзя. До сих пор я ещё не решилась на это, как-то неудобно... Но я ещё подумаю. Потому что на то, чтобы со сцены бежать за кулисы, глотнуть воды и опять вернуться, уходит много времени. А дуэты я очень люблю, но раньше у меня то не было подходящей песни, то композиторов, то сопровождающих, то музыкантов, а вот теперь все появилось и можно было попробовать.
Песню «Лучше вдвоём» я впервые спела с автором музыки у нас на телевидении и потом узнала, что и у вас в Советском Союзе её показали. В Польше её так полюбили, что я попросила нашего гитариста спеть её со мной. У него очень хороший голос, бас, и песня, по-моему, получилась. Слушателям она нравится, и я на каждом концерте повторяю её.
Турне по Советскому Союзу... И вообще, мне очень приятно под конец программы исполнить дуэты с моими молодыми коллегами и потом уже, в финале, выйти вместе со всеми попрощаться с публикой...

 

 

ЛЕТО 1975 ГОДА

Уютный маленький двухместный номер Октябрьской гостиницы.
Анна обедает. «Поделимся?» — я благодарю и завожу речь о главном для нас — конечно же, о песне.
АННА ГЕРМАН: Проблемы поиска собственной манеры исполнения у меня никогда не было. Стыдно сказать, но я никогда не училась пению, а может быть, и не стыдно, потому что у меня другая профессия, я все-таки не бездельничала.
Я пою только те песни, которые мне по душе, которые не противоречат моему характеру. По-моему, если бы я включила в свой репертуар что-нибудь другое, не свойственное мне, у меня бы просто ничего не получилось, и с этим нельзя было бы выйти на сцену...
— Вы были во многих странах и слышали множество певцов. Кто из них Вам наиболее интересен? За что, по вашему мнению, можно уважать, любить исполнителя, видеть в нем своего рода пример, образец?
АННА ГЕРМАН: В своей книжечке я вспоминаю о встрече с Конни Фрэнсис*. Она мне всегда очень нравилась, её пение, голос, репертуар. Может быть, это не изысканная лирика, а просто песни, которые трогают — простые, нормальные... про любовь к милому, к матери.
Я познакомилась с ней на фестивале в Сан-Ремо, и она оказалась хорошей, весёлой, вдумчивой девушкой. Было очень приятно видеть, обнаружить, что она не «звезда» в негативном смысле, а просто хороший человек.
— Что Вы считаете главным достоинством настоящего исполнителя?
АННА ГЕРМАН: Это не простой вопрос... Я себя неловко чувствую, когда меня спрашивают о таких серьёзных вещах (смеётся)... Мне кажется, что нужно на это как-то очень умно ответить, хотя... По-моему, пение — такая же работа, как другие. Надо делать все так, чтобы в результате получилось хорошо. Выучить слова, проработать мелодию. Иногда и платье самой сшить. Выйти на сцену, духовно подготовившись к этому событию. Инженер создаёт необходимые предметы, и мы не всегда в состоянии понять и оценить его творчество, его никто не видит, никто ему цветов не дарит, никто не кричит громко: «Ура!», «Браво!» Или врачи, которые вернули мне здоровье. Даже сапожник, который делает хорошие туфли. Ведь все в жизни важно! И, по-моему, надо просто хорошо делать своё дело. И все! И хватит! (Смеётся.) Турне по Советскому Союзу...
— После Ваших выступлений в Польше Вы располагали собой и своим временем, и вдруг, после всех достижений, Вы стали принадлежностью мирового «товарооборота»...
АННА ГЕРМАН: Да, конечно. Но после моего, так сказать, «итальянского приключения» ко всему, что связано с гастролями, я отношусь осторожнее. Я только два года назад и вот в этом году подготовилась к большому турне по Советскому Союзу — только потому, что это доставляет мне искреннее удовольствие.
Советские слушатели очень музыкальны, и нам очень приятно было готовить программу, а потом почувствовать, приехав сюда, что мы оправдали и надежды слушателей. Поэтому я приезжаю в Советский Союз третий раз с большой программой на долгие два месяца. Таких больших турне у меня не бывает. Только однажды на месяц мы выехали в Канаду и Америку с программой польского радио, обычно же я выступаю по телевидению, по радио, время от времени в концертах дома, в Варшаве.
Слишком жёсткий, строгий режим для меня уже непосилен, нужно иметь очень много сил и энергии, чтобы оставаться в форме. Если бы можно было спеть песню и исчезнуть, но ведь это невозможно. Профессия такая, что надо и со зрителями встречаться, что, конечно, очень приятно, но отнимает и время, и здоровье.
Я выступаю не очень часто, иначе у меня просто не хватит сил жить и радоваться жизни. Потому что страшно уставать так, как после вчерашнего концерта, когда зрители в финале неожиданно стали скандировать: «Эвридика!» Уйти было нельзя... Я испытала и восторг, и страх, и удивление.
Турне по Советскому Союзу... Я спела «Эвридику», которой не было в программе. Все прошло прекрасно, но напряжение в такие моменты столь громадное, что я потом себя чувствую, как шахтёр после 12 часов работы. Как счастливый шахтёр!
Она засмеялась и вдруг спохватилась:
— Но мы все говорим, говорим, а нам скоро и на концерт ехать. Я даже на часы не смотрю, а чувствую это по какому-то внутреннему волнению. Надо и помолчать немного. Я оставлю Вам свою книжечку, я её написала, когда никуда не надо было спешить, и там, конечно, больше рассуждений о фестивалях и обо всем. Если что-нибудь Вас интересует, возьмите оттуда.
Так я впервые получила в руки только что прочитанную вами книгу Анны Герман «Вернись в Сорренто?».

 

 

31 ДЕКАБРЯ 1979 ГОДА

Несмотря на две телеграммы, которые Анна дала мне еще из Польши, одну за другой: «...буду в Ленинграде январе», «все будет хорошо», когда она приехала 26 декабря, на первый же мой звонок в гостиницу «Европейская» я услышала: «Анна очень просит её извинить, но говорить она не может».
То же самое повторялось и все последующие пять дней. Оказалось, что Анне стало плохо уже на первом гастрольном концерте в Прибалтике, то же случилось и в Ленинграде. Вставал вопрос о прекращении гастролей, но каким-то сверхчеловеческим усилием Анна заставляла себя подниматься, более того — между концертами она встречалась с композиторами и разучивала новые песни.
Турне по Советскому Союзу... Казалось, она знает, что в Советском Союзе ей больше не бывать, что эти гастроли — последние.
Внезапно вечером 31 декабря раздался телефонный звонок, и голос Анны произнёс: «Лия, приезжайте в гостиницу к одиннадцати часам, может быть, сегодня что-нибудь получится». Звонила она с концерта.
Когда я приехала, Анна ходила по огромному номеру, потирая виски и повторяя: «Голова болит, голова... Простудилась, наверно», а во взгляде было другое — застывший, недоуменный вопрос.
На часах было 23 часа 10 минут 31 декабря 1979 года. Думая только о том, чтобы скорее её освободить, я принялась за дело...
— Анна, если Вы не против, сначала несколько вопросов радиослушателей, а потом я только буду называть песни, которые в какой-то мере кажутся мне этапными, а Вы, если согласитесь с моим выбором, расскажете все, связанное с их появлением в Вашем репертуаре. Помните, Вы как-то сказали: «Песни как люди, у каждой своя история». Сейчас, под Новый год, хочется оглянуться назад, подвести какие-то итоги, правда?
АННА ГЕРМАН: Да, действительно, я впервые встречаю Новый год не дома, не с близкими. Но это тоже очень интересное событие, оно принесло мне новые впечатления... я увидела людей, которые нашли время прийти на наш концерт под самый Новый год. Вы хотите, чтобы я рассказала о своих главных песнях. Ну что ж, Вы правы, ведь 80-й год — круглая дата, и можно было бы подвести некоторые итоги. Я это сделаю с радостью, потому что песни, которые я когда-то полюбила, у меня в памяти до сих пор. Я охотно повторяю их на своих концертах, да и сама слушаю...
— Евгений Птичкин, слова Роберта Рождественского. «Эхо».
АННА ГЕРМАН: Два года назад я была на записи в Москве и познакомилась с этим замечательным композитором. Он показал мне тогда ещё никому не известную песню «Эхо любви». Кинорежиссёр Евгений Матвеев тоже был на записи и предложил записать эту песню именно для фильма.
Я была очень польщена — спеть эту песню с Большим симфоническим оркестром было для меня большой честью.
Очень приятно отметить, что, когда песня хороша, ей не нужна ни реклама, ни пластинки. Она одинаково нравилась публике и когда я просто выходила и без объявлений пела «Эхо любви», и потом, когда я объявляла, что это песня из кинофильма «Судьба». Ну, правда, тогда сразу раздавались аплодисменты.
— «Песня». Музыка Анны Герман, слова Риммы Казаковой.
АННА ГЕРМАН: Конечно, я прежде всего пою песни, которые пишут настоящие композиторы, но иногда я осмеливаюсь написать музыку на стихи, которые меня особенно волнуют. Одной из первых я написала песню на слова Риммы Казаковой. Этот текст мне подарил в Варшаве корреспондент, он показал мне стихотворение на клочке бумаги и сказал: «Подумайте, Анна, это очень трогательные, правдивые и красивые стихи».
Мне не пришлось долго думать. У меня сразу возникла мелодия, такая же простая, идущая от сердца, как и сами слова. В этой песне нельзя блеснуть голосом, надо просто петь с душой. Так возникла песня, которую я люблю исполнять, иногда я просто жду момента, чтобы спеть её. Зрителям она запомнилась как «Небо голубое», и, когда просят, говорят: «Спойте нам про небо голубое».
— «Танго любви», Доменико Модуньо. АННА ГЕРМАН: А-а, это воспоминание об Италии, о моей первой поездке, когда я выступала и записывала программу на телевидении с Доменико Модуньо.
— Арии из оперы Доменико Скарлатти «Фемида на острове Скирос».
АННА ГЕРМАН: Это единственная классическая пластинка в моей жизни. Я её записала благодаря профессору Тадеушу Охлевскому. Это был очень умный, очень добрый человек, который, посетив один из моих эстрадных концертов, потом зашёл ко мне и сказал: «Вы знаете, у Вас голос поставлен от природы, и именно такая постановка голосов была у тех, кто исполнял камерную музыку».
Турне по Советскому Союзу... Я побаивалась, поскольку я никогда такой музыки не пела. Думала, что это возможно только после пяти-шести лет учёбы, но профессор пригласил меня к себе домой, и мы стали разучивать эти трудные для меня арии. Мелодическая линия мне показалась сложной, но, оказывается, все это можно преодолеть. Потом я стала репетировать с ансамблем и вскоре записала пластинку. Профессор остался мною доволен. Я очень счастлива, что у меня есть пластинка на память об этой интересной работе.
— А теперь немножко из почты радио. Слушатели спрашивают, почему Вы так часто обновляете свой репертуар, в каждый приезд почти полностью новая программа. Ведь таким образом множество песен, исполненных Вами, остаётся «за кадром», так как число посетителей концертов ограниченно?
АННА ГЕРМАН: Я заметила, что на наши концерты часто ходят одни и те же люди. Некоторые почти на каждом концерте бывают, а иногда даже и в другой город за нами приезжают. Это очень приятно, но это обязывает меня привозить всегда новую программу, хотя некоторые песни повторяются. Они нравятся публике, и их надо петь.
— Тут два несколько перекликающихся вопроса, но первый я предельно сокращу. Слушатели отмечают, как Вы «расцветаете», оставаясь с залом один на один, без партнёров, без музыкантов, ну, с одним аккомпаниатором в крайнем случае...
АННА ГЕРМАН: Раньше, до выступлений с сольными концертами, я участвовала в больших программах, где было много солистов, и каждый пел 10-15 минут. И каждый из нас надеялся дождаться такого момента, когда сможет остаться со слушателями один на один. Поэтому я стараюсь, чтобы эти два часа были приятны, разнообразны, чтобы зрителям было интересно со мной. Я просто делаю своё дело, которое считаю самым важным в жизни... И хочу делать его как можно лучше, а о результате может судить каждый человек в зале.
— О том, как дорого Вам прямое общение с Вашими слушателями, мы как-то уже говорили, но ведь, наверное, так непомерно перегружая голосовые связки, Вы хотите донести до людей что-то очень важное для Вас, дать им что-то такое, чего часто не может дать в силу своей аллегоричности песня?
АННА ГЕРМАН: Да, я рассказываю о некоторых встречах, событиях в надежде, что, может быть, кто-нибудь в этом что-то для себя откроет. Каждый хочет быть счастливым, каждый ищет своё большое или маленькое счастье, и очень интересной в этом плане была для меня встреча с нашим известным мореплавателем Леонидом Телигой. В свой первый приезд я вам уже рассказывала о нем, но потом в трудные минуты жизни на собственном опыте много раз убеждалась в том, что его жизнеутверждающая философия может принести облегчение. Поэтому и теперь я снова вспоминаю о нем.
Турне по Советскому Союзу... Потом мы ещё встречались, совсем незадолго до того, как его не стало, в санатории под Варшавой, и он снова сказал, что каждый человек хочет счастья, это естественно, но можно быть постоянно счастливым, если научиться замечать в наших буднях мгновенья счастья...
Птица знакомая прилетит на подоконник — мы её приучили, и она знает, что здесь живёт друг, что сюда можно прилететь за помощью.
Или если мы суетимся, бежим куда-то, и вдруг нам кто-то совсем незнакомый улыбнётся, или у нас сегодня просто ничего не болит — это тоже большое счастье. Сказал, что у счастья нет ни прошлого, ни будущего, а есть только настоящее, которое длится лишь мгновение. Конечно, очень трудно следовать этому, но можно попробовать. И вообще, можно просто радоваться тому, что мы живём на нашей прекрасной земле...
— Романс «Гори, гори, моя звезда».
АННА ГЕРМАН: Я считаю, что у каждого человека есть своя звезда. Может быть, любовь, работа, материнство... И нужно делать все, чтобы свет её не мерк. Моя звезда — песня...
— А на прощание снова название песни: «В солнечный день».
АННА ГЕРМАН: «В солнечный день» — одна из песен, записанных на моей первой пластинке. Я любила эту песню исполнять, потому что она ритмичная, весёлая. В Польше она была очень популярна. Мне хотелось бы, чтобы Вы услышали на прощание что-нибудь весёлое — про любовь, про мальчика, который шёл к своей Анне, да так и не дошёл, потому что Анна ушла совсем по другой дороге...
Было без четверти двенадцать. Наперекор своему обычаю провожать посетителей только до двери, Анна вышла за порог и долго махала мне вслед, пока я чуть ли не бегом одолевала длинный коридор.
Наконец поворот, я оглядываюсь, так и вижу её до сих пор с приветственно поднятой рукой в глубине сужающегося коридора, в дверях, за которыми она вот-вот скроется навсегда...

 

НАШЕ ДОСЬЕ: КОННИ ФРЭНСИС

Её настоящее имя — Кончетта Роза Мария Франконеро, — американская певица итальянского происхождения, согласно Allmusic — «прототип поп-певицы современного образца, до сих пор соперничающая с Мадонной за звание самой успешной поп-исполнительницы всех времён».
Турне по Советскому Союзу... Она была одной из великих певиц рок-н-рольной эпохи, имевшая колоссальный успех не только на сцене, но и в кино. Она продала рекордное количество своих записей в 50-е 60-е годы и вошла в историю как наиболее известная вокалистка того периода.
Она родилась в Ньюарк, штат Нью-Джерси 1938 году. В три года она уже научилась играть на аккордеоне. В возрасте 10 лет выступила по местному телевидению на показе талантов, а в 11 её пригласил Артур Годфри на телевизионное варьете «Startim», где она выступала в течение нескольких лет.
В мае 1955 года Конни записала первую свою песню «Freddy» на MGM. Так началось её сотрудничество с этой фирмой, результатом чего станет запись 35 песен, многие из которых попадут в топ 40 в период между 1958 и 1964 годами. Первым её хитом стал ремейк песни 1923 года «Who's Sorry Now?», выпущенный в 1958 году. Эту идею удачно предложил её отец, который поддерживал Конни в течение всей её карьеры.
Конни Фрэнсис имела хороший, сильный голос и это позволило исполнять ей музыку разных стилей. Многие из её песен следовали за одной из двух формул: или это были броские рок-н-роллы, соответствующие тому времени такие как: «Stupid Cupid» и «My Heart Has A Mind Of Its Own», или это были ремейки довольно популярных песен первой половины века: Among My Souvenirs [1928], «My Happiness» [1948], и «Who's Sorry Now» [1923].
В 1961 году Конни начала сниматься в художественных фильмах, её дебютом стал «Where The Boys Are», в последующие 4 года она снялась еще в трёх фильмах: «Follow The Boys», «Looking For Love», и «When The Boys Meet The Girls». Записав к этим фильмам саундтреки.
Её работоспособность не имела границ, результатом постоянных сессий и гастролей, стала запись более 60 альбомов в стиле рок-н-ролл, твист, кантри, блюз и других направлений, также она записывалась на других языках, в частности итальянском, что позволило ей особенно часто возглавлять чарты других стран.
Наряду с этим, Конни вела благотворительную деятельность, помогая таким организациям как UNICEF, USO и CARE.
Турне по Советскому Союзу... В 1969 году Конни Фрэнсис ушла со сцены и вернулась к концертной деятельности пять лет спустя — как выяснилось, совершив роковую ошибку.
В 1974 году певица была изнасилована в отеле, где остановилась: это привело к крушению её семейной жизни, ухудшению здоровья, операции и временной потере голоса. После этого она оставила шоу-бизнес, лишь дважды вернувшись на него: в 1977 году она перезаписала свои ранние хиты и в 1981 году выступила на концерте в Westbury. И на этот раз её попытка вернуться на сцену вновь совпала с трагическим событием: жестоким убийством её брата Джорджа. Лишь в 1989 году Конни Фрэнсис вновь вышла на сцену и с тех пор продолжает выступать с неизменным успехом.

 

Об издательстве  ❀  О журнале «Анна Герман» ❀  О рекламе ❀  Заказать рекламу ❀  О журнале «Сенатор»