Эссе Цветаевой Анне Герман... На концерт Анны Герман впервые повёл меня её поклонник, мой младший друг, литературовед, человек тонкого вкуса, много раз её слышавший. Он говорил о ней с таким восхищением, что я еще по пути предвкушала радость услышать необычайное. В жизни я слышала, Мериам Андерсон, — думается, мулатку, певшую голосом невероятного диапазона и силы, и, в те же времена моей зрелости, я не пропускала концертов Зои Лодий — средних лет, горбатой и очаровательной, выходившей в лёгком, светлом, длинном платье, на очень высоких каблуках, в накинутом на плечи боа из перьев. И её смеющееся лицо, гордое восторгами публики, светилось победой над своей искалеченностью — и побеждало вдвойне. Память о вечерах её до сих пор греет остывающее из-за всего пережитого, но еще не остывшее сердце. И молодая мать наша с Мариной пела низким печальным редко-чудесным голосом — должно быть, предчувствуя раннюю смерть...
Со всем этим в душе я шла об руку с моим спутником, ценителем Анны Герман. Где был её концерт? Не помню. Я запомнила только — её.
Мы входили в зал. Я уже любила Анну — не за ту высокую радость, которую она нам подарит, — а за то страшное прошлое, через которое она прошла, чтобы пробиться к нам, вновь стать певицей. От моего спутника я узнала, что годы назад она, в Италии, пережила катастрофу: в машине, с шофёром, по пути с записи своих песен, ночью на большой скорости потерпела аварию, так разбилась, что её, почти как Ландау,— собирали. Три года лежала она в гипсе — то одна часть тела, то другая. Долго было не известно, не будет ли она калекой... Искусством врачей, а еще больше — своей жаждой жизни, голосом, хотевшим петь, упорством человека и женщины, чудесами массажа и лечебной гимнастики она возвращала — и вернула — себя жизни, движению и — чудо чудес! —пению! Её голос звучит не хуже, чем до катастрофы. Говорят — лучше...
В волненье, на которое способна старость при встрече с такой судьбой, в трепете материнства и преклоненья, я входила, опершись на руку моего молодого спутника, в переполненный шумной радостью зал. Еще не взошло из-за гор солнце, но уже лучи золотой пылью легли на вершинах. Еще нет её — ни шага, ни шелеста платья, — но самозабвенно лицо моего спутника. Очарованность? Преданность? Страх, что концерта не будет, отменят?
ОТ РЕДАКЦИИ. Может показаться капризом, что в юбилейную подборку, посвящённую А.И. Цветаевой, мы включили воспоминания архимандрита Виктора (Мамонтова) о певице Анне Герман. Казалось бы, куда уместнее здесь поместить его воспоминания о своей крестной матери А.И. Цветаевой, опубликованные нами в майском номере. Но это только — на первый взгляд! Если всмотреться получше, то разглядим в «случайных обстоятельствах» совершенно не случайную, а точнее — провидческую встречу трёх людей, души коих будто бы всегда тяготели друг ко другу.
