Вдохновлённый успехом, Матвеев решил снять продолжение, и ему сразу же пришла мысль о том, что в фильме непременно должен звучать голос польской певицы Анны Герман. Она в то время была уже очень известна в Советском Союзе, билеты на её концерты в Кремлёвском Дворце съездов раскупались в считанные дни, во время её выступления люди стояли прямо в проходах, забрасывая артистку цветами и долго не отпуская её со сцены аплодисментами.
Конечно, с Анной Герман тогда работали известные советские композиторы: Александра Пахмутова, Арно Бабаджанян, Владимир Шаинский, Матвей Блантер, Оскар Фельцман и многие другие. Пластинки, записанные на «Мелодии», расходились миллионными тиражами. И никто даже не догадывался, что каждое выступление даётся Анне Герман нечеловеческими усилиями, а за кулисами она едва не падает в обморок...
— На экране война, разруха, пожары, виселицы, голод, дым, грязь. И над всем этим адом — мелодия любви, щемящей нежности и чистоты — такой я видел будущую песню для фильма «Судьба», который мы снимали в 1977 году. Но сначала в моем сознании родился голос — хрупкий, нежный, ласковый, способный передать тончайшие нюансы сложной любви. И это был, конечно, голос Анны Герман.
Эхо любви... Этот голос преследовал меня даже во сне, — продолжает Евгений Семенович, — и когда я поделился этой мыслью с Робертом Рождественским, Евгением Птичкиным и Пётром Проскуриным, автором романа «Судьба», они все пришли в восторг. Мы еще не знали слов, не знали музыки, но знали одно — эту песню должна петь Анна. Только её голос в состоянии передать все тонкости этого удивительного человеческого чувства — чувства любви...
Надо сказать, песня была написана легко и поэтом, и композитором, — продолжает Евгений Семенович. — И когда мы послали телеграмму Анне Герман в Варшаву с просьбой дать согласие спеть в нашем фильме, в одно мгновение получили положительный ответ. Мы тут же выслали ей ноты, естественно, опасаясь: а вдруг не понравится?
И вдруг телеграмма: «Тональность такая-то... вылетаю». И вот мы в студии звукозаписи, где разместился оркестр кинематографии: дирижёр Васильев взмахнул палочкой и началась репетиция, а Аня сняла туфли и стояла босиком. Высокая, стройная, белокурая, сероглазая Анна встала у микрофона. Без малейшего напряжения, просто и естественно, так, как дышит сама природа, полился её божественный голос: «Покроется небо пылинками звёзд...».
Оркестр вдруг заиграл невпопад и умолк: через стекло из аппаратной мы увидели, как женщины, скрипачки, виолончелистки — кто украдкой, а кто и открыто — вытирали слезы. Второй дубль, Аня доходит до припева и та же история. Такое с музыкантами в рабочей обстановке я видел впервые. А может, и в последний раз...
Эхо любви... Евгений Матвеев потом вспоминал, что записывать песню пришлось несколько раз подряд. Как только Анна вступала с куплетом, оркестр начинал играть вразнобой. Он тогда не сразу понял, в чем дело. Потом у него сжалось сердце: это скрипачки и виолончелистки, глядя на певицу, которую буквально на глазах покидали силы, начинали тихонько плакать: Анна пела так, будто прощалась с жизнью...
А она стояла — высокая, нежная и печальная, портрет, со стены сошедший, — выше всех, стройнее всех, нежней всех, светлей всех, в платье небывшего цвета, и, чуть протянув руки в зал, допевала свою песню, и её волосы, как тот отсвет зари на вершинах гор и дерев, обвевали её лицо, начавшее улыбаться, освобождаясь от печали смычка...
И вдруг — улыбнулась, и уронила руки, невинная и бессильная перед своей прелестью, одинокая среди иноплеменности. Она стояла и улыбалась, опустив руки, неуловимо повела плечами — и вдруг сгорело все, что было ею наколдовано, — стройная девочка была перед нами, выколдованная из её пропавшей печали, улыбкой нас пустившая на волю... В какой-то, никем нежданный час юности, ничего не зная ни о какой печали, в первый раз увидевшая зал!
Гоголя нет, подумала я снова,— только он так воспевал панн — колдуний — мглу очей их из-под стрелок бровей, этот смех, разбивший — в хрусталь горе жизни, все горе всех, все, что было, и все, что будет, заручившись на век и за всех — сумасшедшей прелестью песен, музыки, их обнимающей, мощью счастья, которое не проходит, которым дышит земля... — Но что-то и злое тут есть, продолжаю я бороться с Анной, счастливо вверяться ей (и я уже забываю о рядом со мной сидевшем), я сейчас, сейчас очнусь и брошусь ему на помощь! — но я должна допонять тут что-то, чтобы ему помочь.
Аплодисменты рушили зал. Анна кланялась...
Эхо любви — Осенняя песня... Этого не смогли сделать чиновники от культуры в советские времена, скорее — побоялись из-за «сомнительного происхождения» Анны присвоить этой подлинно Народной Артистке даже звание «Заслуженной». Их же российские коллеги до сих пор стараются попросту забыть об Анне Герман и оставленном ею богатейшем песенном наследии, как равнодушно забыли они о таких прекрасных исполнителях, как Майя Кристалинская, Лариса Мондрус, Юрий Гуляев, Валерий Ободзинский и многих других. У них ныне в чести другие идолы, чьи бенефисы и торжественные вечера (по поводу совсем не круглых дат) они охотно посещают и считают за счастье быть принятыми в их «тусовке». А общество Анны Герман — это миллионы и миллионы простых людей, для которых она остаётся любимой Народной певицей!
Об издательстве ❀ О журнале «Анна Герман» ❀ О рекламе ❀ Заказать рекламу ❀ О журнале «Сенатор»