Слезы, известно, лечат, и не случайно всем страждущим, сирым, обиженным и убогим народная утешительница Валентина Толкунова предлагает это ненакладное лекарство в широком ассортименте. Её хрустально-чистый, фирменный, ни на чей не похожий голос — со слезой, лирические песни — вечный плач по несложившейся женской доле, а сама она, писаная русская красавица, — в неизменном жемчуге, так смахивающем на слезинки...
Валентина Толкунова... В репертуаре Валюши, Валечки (такое обращение певица и сегодня предпочитает имени-отчеству) отродясь не было песен-лозунгов, тем не менее при советской власти телевидение и радио были для неё открыты всегда. 23 года кряду она становилась лауреатом телевизионного конкурса «Песня года», имела всевозможные премии, славу, почёт, уважение, и все это отнюдь не благодаря могущественным покровителям, хотя молва и приписывала ей романы чуть ли не со всеми членами Политбюро.
«Я росинка твоя, россиянка», — проникновенно пела Толкунова, а создав собственный Театр музыкальной драмы и песни, в котором стала художественным руководителем, первым делом поставила оперу «Русские женщины» по Некрасову и вскоре получила звание народной артистки РСФСР. Думаю, этого следовало ожидать: образ терпеливой, всепрощающей, ни на что не претендующей женщины (тот, что вызывает у прозападных феминисток жгучую аллергию) был весьма востребован в СССР, да и в Российской Федерации пользуется нынче спросом.
В этой патриархальной стране, где так и не прижился моральный кодекс строителя коммунизма, всегда был в чести отводивший женщине пассивную и страдательную роль «Домострой» — аналог немецких трех К: Kinder, Kuche, Kirchen (дети, кухня, церковь). Именно на этой формуле, на мой взгляд, и замешано творчество Валентины Васильевны, хотя в жизни она не слишком старательно её придерживалась.
Валентина Толкунова... На сцене всегда кроткая, спокойная и умиротворённая, узнав об измене первого мужа, певица не пыталась его удержать — просто уехала на дачу и вернулась оттуда через два месяца, по собственному признанию, другим человеком. В каждом интервью Толкунова увещевает соотечественниц рожать — мол, женское тело создано исключительно для этого, а не для плотских утех, тем не менее сама ограничилась одним сыном, на которого решилась только после 30-ти. Вот и на кухню Валентина Васильевна редко заглядывает: пока она несет искусство в массы, там управляется её мама Евгения Николаевна.
Валентина Толкунова... К православной вере, однако, певица пришла — лет пять назад поклонники даже всполошились, что собралась уйти в монастырь. К счастью, тревога оказалась ложной: Толкунова лишь купила себе поблизости от обители, в селе Дивеево Нижегородской области, четырёхкомнатный домишко. Среди трёхэтажных особняков на «улице нищих» (дивеевцы так её окрестили, поскольку там живет местная знать) этот — самый скромный, зато теперь Валентине Васильевне есть где остановиться, когда приезжает поклониться мощам святого Серафима Саровского.
Артистке явно небезразличен мир, который так неустроен и где так много нуждающихся в утешении, — не зря Толкунова пела в госпиталях для солдат, раненных в Афганистане и Чечне, участвовала в благотворительных концертах, организованных в помощь детям Чернобыля. Она и сегодня шефствует над кадетским корпусом в Москве и милицейским лицеем в Пермском крае, готова всегда ехать к тем, кому нужна: к инвалидам, ветеранам, в женские тюрьмы... Правда, навестить второго мужа, который 12 лет находился в командировке в Южной Америке и к которому регулярно летал на каникулы сын, так почему-то и не собралась (российская пресса писала, что он вернулся в Москву абсолютно больным человеком).
Валентина Толкунова... В личную жизнь любимица публики никого не пускает, и даже когда к её юбилею телевизионщики снимали документальный фильм с рабочим названием «Железная Валечка» и долго добивались встречи с её мужем и сыном, Толкунова сказала им твёрдое «нет». Мемуары писать она тоже отказывается наотрез: мол, тогда надо говорить открыто, что о ком думаешь, а для неё это неприемлемо. В общем, как проницательно однажды заметил Иосиф Кобзон, «она только с виду девушка-простушка с голубыми глазами — внутри у нее на самом деле стальной каркас».
«Мой придуманный мужчина» — так певица назвала свой последний, исповедальный диск. В нем явственно звучит разочарование миром, правила игры, для которого придумали мужчины, и хотя Валентина Толкунова всеми силами пыталась ему соответствовать, счастья ей это, кажется, не принесло.
— Вы хорошо, Валентина Васильевна, знаете, что артистов ныне, как никогда, много, но по-настоящему любимых — раз-два и обчёлся, поэтому я чрезвычайно рад, что именно вы, истинно народная артистка, сегодня моя гостья. Судя по вашему признанию в одном из интервью вам нынче не очень комфортно живётся: «Я, наверное, из другого века, — обмолвились вы, — очень уж несовременна». В какое же время вам бы хотелось родиться?
— Только не удивляйтесь — в ХIХ столетии.
— Представляю: ни телефонов мобильных, ни компьютеров, ни телевизоров, ни даже ванных?
— А их и в ХХ веке, когда мы росли, в общем-то, не было, но по сути своей я все-таки из ХIХ столетия, там мне все близко. Когда я читаю великую прозу или окунаюсь в гениальную поэзию, когда открываю томик Пушкина, Тургенева, Достоевского, чувствую, что оттуда.
— Тургеневская девушка?
— Мне кажется, да, во всяком случае, в течение очень долгого времени Тургенев был моим любимым писателем. Впервые я познакомилась с ним лет в 14, а в 15 прочитала все четыре его знаменитых романа...
— ...«Вешние воды», «Отцы и дети»?
Впоследствии я столкнулась с описанной Иваном Сергеевичем проблемой отцов и детей (не моей собственной, а чужой — знакомых) и пришла к выводу, что конфликт поколений будет всегда. Благодаря Тургеневу я поняла: все связанное с естеством, с природой остаётся навечно, а все придуманное человеком, искусственное — преходяще. Словно в калейдоскопе, сменяются там цвета, тональности, форма разговора, слова, выражения, одежда, мода, но истинные чувства неизменны. Какие? Ну, например, радость по поводу рождения ребёнка...
— ...любовь?
— ...от которой дитя появилось на свет, счастье от его первого крика. Однажды в роддоме я видела, как приходят в наш мир младенцы. На меня надели халат, шапочку — все, что положено...
— Сына у вас тогда еще не было?
— Как раз, когда я была беременна им, мне и довелось увидеть множество родов. Затаив дыхание, я наблюдала, как, освобождаясь от этой очень нежной, но все же тяжёлой ноши, женщина даёт жизнь новому существу, и ребёнок, впервые набрав воздух в лёгкие, вскрикивает оттого, что вдохнул запах жизни. Сын плакал, и каждый раз я начинала рыдать вслед за ним. Не знаю, почему, но меня не покидало ощущение значимости всего того, что происходило, и это состояние я запомнила.
Валентина Толкунова... До конца своих дней мы храним вкус первого поцелуя, первой любви, первого признания, первого цветения, первой ссоры и первого примирения — все это эмоции тонкого свойства, которые никогда человека не покидают. Умело маскируясь, мир вдруг окунает нас в совершенно другие проблемы, и мы, в свою очередь, сами учимся скрывать свои истинные чувства: радости, тревоги — все то, что называется жизнью.
— Вы вот классиками восторгаетесь, а большинство молодых сегодня дай Бог, если Пушкина знают, а уже Тургенева вряд ли, они от него так далеки?
— Мне этих людей жалко, они высокой литературой обделены, и им невдомёк, что такое прекрасный слог, точное слово, парадоксальная мысль, железная логика. Книги необходимы, и хотя сейчас все больше к компьютерам обращаются, именно литература учит сопоставлять, рассуждать, выстраивать мысль. Много-много раз я бывала в Америке, а когда в 84-м приехала туда впервые, меня пригласили в университет Джона Хопкинса в Балтиморе. Тогда там преподавал русский язык и литературу Василий Аксенов, который только покинул страну, и у его студентов были совершенно интересные взаимоотношения с русским языком. Они, в частности, сказали мне, что впоследствии будет создана специальная компьютерная программа, с помощью которой любой желающий сможет прочитать роман Льва Николаевича Толстого «Война и мир» не в четырёх томах, а на четырёх страничках. Я, помню, подумала: «Какие же бедные люди, которые до этого доживут»...
— ...и не смогут подержать в руках новую книгу, вдохнуть запах свежей типографской краски?
— Я дожила до времени, когда вся классика действительно умещается буквально на одном диске, но это малоинтересно, поверьте мне. Такие новшества — как ледышка, которая тает в руках: ты хочешь ощутить ее, приложить даже к лицу, чтобы почувствовать этот холод, а она — раз — и уже нет, поэтому я и не могу привыкнуть к тому, что сейчас не романы читают, а их краткое изложение. Это все равно что в музыкальном произведении только начало и конец слушать, а середину оставить и не знать, что там вообще происходит, где кульминация, какие части в сонате и прочее... Как музыкант я всегда нервничаю, если исполнители позволяют себе купюры, мне невдомёк, почему та или иная часть не должна звучать. Я, например, обожала сочинение полностью, и вдруг для упрощения его искромсали, а сейчас у нас чего только не делают для упрощения, для примитива!
— В восприятии миллионов людей Валентина Толкунова — настоящая русская красавица: высокая, статная, с роскошной косой, в которую всегда вплетена нить жемчуга, и мало кто знает, что начинали вы артистическую карьеру с джаза в вокально-инструментальном оркестре «ВИО-66» под руководством Юрия Саульского. Как сочетается ваша русскость, эти задушевные песни и джаз, само название которого в устах иных русофилов звучит как ругательство?
— Думаю, это период обучения был — прежде чем окончательно определиться, каждому музыканту хорошо бы попробовать и это, и то, и во всех направлениях он должен чувствовать себя уверенно. Я, между прочим, хотя уже много лет на сцене пою, окончила два учебных заведения как дирижёр-хоровик...
— ...На минуточку!
— ...и то, что пять лет джазовую музыку исполняла, отнюдь не случайно. Мой голос соответствует тембру флейты, и это прекрасно сочеталось с другими голосами, а как хормейстер я понимала: пение в ансамбле — это прекрасная школа, дающая возможность почувствовать состояние гармонии. Потом, оставаясь с оркестром один на один, ты уже знаешь, что там, внутри, происходит, и это важно, поэтому для меня те годы были учёбой, точнее, её продолжением. Почему? Потому что с 10 лет пела в хоре у Дунаевского ...
— Того самого?
— Нет, у его младшего брата Семена Осиповича. Мэтр этот коллектив создал, а брат стал художественным руководителем. Меня привели туда с песней «То берёзка, то рябина», и судьба моя была решена, а вообще, нас, дунаевцев, много. Собираемся каждый год в зале Чайковского или в ЦДДЖ — Центральном доме детей железнодорожников, при котором был этот коллектив создан, — и поем наши песни. Валентина Толкунова...
— Детские, которые пели в хоре, а там было все, что угодно. (Поет):
Скворцы прилетели!
Скворцы прилетели...
— ...на крыльях весну принесли!..
— Эти прекрасные, светлые произведения люди до сих пор слушают в нашем исполнении по радио.
— Как считаете, вы сегодня прошли бы с таким музыкальным образованием кастинг в «Фабрику звёзд»?
— Даже и не пыталась бы — мне это неинтересно.
— А почему, простите, вы бросили джаз?
— Во-первых, время пришло, а во-вторых, этот коллектив по некоторым причинам перестал существовать. Тогда же с джазом боролись весьма активно, и нам не давали петь то, что мы хотели, хотя мы все-таки вводили в свои программы наряду с Варламовым, Людвиковским, Саульским, Минхом и другими советскими композиторами-джазистами композиции Вуди Германа, Чарли Паркера, Гила Эванса. Валентина Толкунова...
— У вас сохранились записи, где Валентина Толкунова поёт джаз?
— Ну, пела я инструментальный джаз — в группе, но кое-какие записи есть.
— Вы их давно слушали?
— Очень, но особенно дорога маленькая пластиночка, которая так и называется «ВИО-66».
— Гибкая?
— Да, но не такая, какие вкладывали в «Кругозор»...
— И не на рентгеновских снимках, не «на костях»?
— Нет, настоящая виниловая пластинка. Храню её как зеницу ока — никому не даю, потому что могут появиться царапинки, трещинки, и с этим уже раритетом уйдёт то, что я называю моей школой, моим прошлым и что тянется до сих пор. Именно хор ведь, как это ни странно, даёт хорошую интонацию, ощущение гармонии, причём не только в песне, но и в романсе — в любом произведении. Я это понимаю, потому что люблю хоровую музыку.
— Вы девушка городская, но в репертуаре у вас песни, которые можно назвать деревенскими. Интересно, крестьянский труд вам знаком, вы доили когда-нибудь коров, косили траву или просто даром перевоплощения обладаете?
— Мне деревенская жизнь не знакома, потому что родилась в городе и всю свою жизнь прожила в многоэтажном доме с горячей водой и с плитой, а не с печкой. Иногда не могу даже камин у себя растопить на даче, потому, что теоретически знаю, как это делается, а практически нет, но, видимо, в каждом человеке есть что-то такое генетическое — память, заложенная не в твоём колене и даже не в предыдущем... Ею пронизана атмосфера, в которой живёшь, страна, в которой родился, — недаром же говорят: «Где родился, там и сгодился».
Валентина Толкунова... Земля, которая воспитала, даёт, — нет, не привкус, не ощущение чего-то наносного, искусственного! — а естественное желание знать собственную культуру, историю происхождения песен. Оно вот во мне живёт, потому что я, например, эти русские народные слышала от своей бабушки, которая знала их море. Мама у меня тоже была голосистая, только она брала в руки гитару и исполняла романсы, а бабушка любила исконные: и «По Муромской дорожке стояли три сосны», и «Как по морю, морю синему», и «Мы на лодочке катались золотистой-золотой...
— Не гребли, а целовались?
— ...не качай, брат, головой!». Все это я знала с детства, эти песни были родными для нашей семьи и для людей, которые к нам приходили, и мы всегда пели дома ансамблем.
— Как бы мы ни относились сейчас к советскому времени, нельзя не признать, что в песенном жанре тогда работали прекрасные композиторы и поэты, чьи сочинения были совершенны по форме и глубоки по содержанию. Вспомним хотя бы военные песни — грандиозные музыкальные произведения...
— Грандиозные, это правда!
— Сегодня с экранов телевизоров и из радиоприёмников звучит множество так называемых хитов, которые, как говорится, ни уму ни сердцу: ни смысла в них нет, ни стихов, ни музыки — да ничего, и молодым исполнителям невдомёк, что песни могут не только врачевать душу, но и исцелять тело... У вас, если не ошибаюсь, такие случаи были?
— Конечно, и я никогда не забуду, как после одного из концертов ко мне подошла женщина и сказала, что обязана моей песне жизнью. Оказалось, когда на больничной койке она умирала, ей принесли маленький радиоприёмничек, по которому и услышала впервые песню «Я не могу иначе», где были такие строчки: «Ты заболеешь — я приду, боль разведу руками. Все я сумею, все смогу... Валентина Толкунова...
— ...сердце моё не камень».
— Эти слова давали надежду на то, что ей обязательно помогут, и от того, что они прозвучали в нужный момент, она стала поправляться. Иногда, согласитесь, человек не знает, за какую ухватиться соломинку, и вдруг услышит доброе слово, сердечную песню... Моя приятельница, поэтесса Карина Филиппова, шла однажды в ужасном состоянии: грустная, с тягостными мыслями — у неё был тяжёлый период, все складывалось нехорошо. На сердце было хмуро и пасмурно, и вдруг к ней подошла женщина и спросила: «Солнышко, скажите, который час?». Когда Карина услышала обращение «солнышко», она прослезилась: «Да я и часы вам за это отдам». Ничего не жалко за ласку, понимаете? Доброе слово каждому нужно, а мы иногда не способны произнести его, потому что зажимаемся, становимся жёсткими, ироничными, колкими, не замечаем проблем ближнего — сосредоточены только на своём состоянии и настроении. Это неправильно, надо уметь оглядываться вокруг, расширять свой диапазон, кругозор — имею в виду не заучивание каких-то математических формул или порядка кнопок, на которые нужно нажать, а умение открыть для других своё сердце. У многих из нас оно ведь закрыто наглухо, но мне, например, справиться с этой проблемой помогает профессия — появляясь на сцене, я и сама живу песней, и даю жизнь другим...
— При этом, замечу, имидж себе не придумывали?
— Абсолютно, потому что уверена: в нем нет нужды. Все это искусственно, а когда выходишь с естественными чувствами и мыслями не звезды, а обыкновенного человека...
— ...тогда ты и есть настоящий артист?
— Да просто один из тех, кому дано право умиротворить людей, внести мир и покой в их души.
— Когда вы поёте, глядя на экран телевизора, многие зрительницы нежно говорят: «Наша Валечка». В вашем репертуаре очень много именно женских песен — в чем их главное отличие от остальных?
— Женские песни — это, на мой взгляд, те, благодаря которым мы сопереживаем и открываем сердце. У меня, например, есть такая — об уходе любимого мужа к другой женщине. Казалось бы, обычная житейская ситуация, но как справиться с чувством горечи, как пережить то, что любимый живёт рядом и не замечает тебя? Теперь он любит другую и мыслями с ней, но брошенная жена по-прежнему ждёт его вечерами и после полуночи, говорит: «Я буду тебя ждать всегда, только приходи, потому что ты мой единственный».
— Вы эту женщину понимаете?
— Очень хорошо понимаю и знаю, какое разочарование и боль за этими словами стоят... «Жизнь для меня — это ты, я буду тебя ждать, потому что для этого родилась на свет, и дождусь, что бы с тобой ни случилось, где бы ты ни был...
— ...и с кем».
— И вот однажды пришла ко мне женщина и призналась: «Ваша песня подсказала нам, как в нашей конкретной ситуации поступить. Мы поняли: наша судьба — все прощать».
— Насколько я знаю, в своё время вы тоже пережили предательство и измену близкого человека?
— Да, но его простила.
— Кто это был?
— (Пауза). Я ему все простила... Не могу сказать, что это была измена, предательство — я таких слов опасаюсь, они очень ранят и жалят. Нет!
— Он просто ошибся, назовём это так?
— Да, это была ошибка, которую он потом признал.
— Кто же это?
— (Пауза). Валентина Толкунова... Упрекать его все же неправильно — это был творческий, человеческий, мужской порыв художника, у которого на первом месте не женщина во плоти, а музыка, которой служил, и когда я это поняла, стало легко и просто.
— Это был Юрий Саульский?
— Хорошо, что вы сами эту фамилию произнесли... Да, Юрий Саульский, мой первый муж, который, к сожалению, уже ушёл в мир иной и которого я вспоминаю всегда добрым словом.
— Мощный был музыкант?
— А еще удивительно умный человек, благороднейшая личность.
— Это же он — автор знаменитого шлягера «Чёрный кот», на котором в своё время была помешана вся страна?
— ...не подались в кабацкие лабухи.
— ...а играют в джазовых коллективах.
— Какая у вас была разница в возрасте?
— Большая. 18 лет.
— Вы сильно любили его, безоглядно?
— Конечно, это было настоящее чувство, страсть. Я же с ним совершенно девочкой встретилась: мне было 20, ему — 38, практически это моя первая любовь. Когда выходила замуж, думала, что Юра — тот единственный мужчина, с которым буду всю жизнь, но, увы, он увлёкся одной актрисой...
— Расставались вы тяжело?
— Как интеллигентные люди.
— Это как? Давайте-ка расшифруем, как такие пары разводятся?
— Интеллигентно.
— Без битья посуды?
— Абсолютно.
— Без дележа ложек и вилок?
— Без, без. Просто решили разъехаться — все. Валентина Толкунова...
— Когда вы стали уже популярной, знаменитой, встречались с ним иногда, прошлое вспоминали?
— И встречались, и дружили — я даже была в хороших отношениях со всеми его последующими женами.
— Их было общим счетом пять, если не ошибаюсь?
— Ну, не знаю уж, сколько, — не лезу в чужую жизнь. Зачем это мне, спрашивается, тем не менее участвовала во всех его авторских концертах и он продолжал писать для меня песни. Две из них, которые Юрий оставил, хочу сейчас в свои диски включить. Он очень уважительно относился к тому, что я делаю, и часто повторял: «Всего, Валечка, чего ты достигла, добилась сама — просто тем, что есть на свете».
— Благородный, видимо, человек?
— Ну, он же из породы Трубецких, дворянин, поэтому другим быть не мог.
— Вы, Валентина Васильевна, влюбчивы?
— Ну, не настолько, чтобы все бросить, уйти, на что-то решиться...
— Голову потерять не способны?
— Это не для меня.
— Может, не попадался тот, ради кого стоило обо всем забыть?
— Знаете, я вам отвечу так. Когда мужчине очень нравится замужняя женщина и он мечтает с ней быть, его должна остановить мысль: а ведь кому-то, может, она уже надоела.
— Думаете, получится?
— Иногда помогает.
— «Ах, как часто ищем счастье мы в чужом саду», пели вы в одной из своих песен?
— Да-да, «...В чужом саду, запретном. Ах, звёздочка плывёт, душа поёт, ну что же, Серёжа, чужой не сладок мёд». Это Юра Рыбчинский для меня написал...
— ...и, по-моему, Лора Квинт?
— Да, совершенно верно.
— В 70-е годы молва поженила вас с Лещенко — был для таких слухов какой-то повод или публике просто хотелось, чтобы два красивых человека были вместе?
— Думаю, тут второе — народ очень хотел, чтобы соединились Иван да Марья, но мы с Левой всегда отшучивались, когда из зала на эту тему вопросы сыпались. Договорились с ним так: мы, дескать, муж и жена, а наш сын — Полад Бюль-Бюль-оглы.
— На самом же деле следующим после Саульского вашим мужем стал Юрий Папоров, журналист-международник?
— ...писатель.
— ...автор книг о Хемингуэе и о последних днях Троцкого в Мексике. Серьёзный, по всей видимости, мужчина?
— Как вы познакомились?
— В Мексиканском посольстве, но не на дипломатическом приёме — на них я позднее бывала, уже как жена дипломата. Однажды латиноамериканские представительства в Москве, в которых я иногда выступала, решили организовать мой сольный концерт, а переводить пригласили Юрия Николаевича Папорова, который великолепно знает испанский язык: разговаривает, как истинный латинос, и даже видит на нём сны.
Валентина Толкунова... Разумеется, Юрий — прекрасный специалист, но, когда стал переводить песни, возникло некое замешательство. Я, например, запела: «Стою на полустаночке в цветастом полушалочке...», а это непереводимая игра слов. Вот что такое полушалочек? Платок, полуплаток?
— Да и полустаночек кого угодно поставит в тупик?
— Да, полустаночек — это станция? Полустанция? Потом такая была песня: «Мы на лодочке катались золотистой-золотой. Не гребли, а целовались, не качай, брат, головой...». Казалось бы, можно сказать, что это golden boat — золотая лодка, но почему золотисто-золотая?
— Какой красивый русский язык, какие оттенки!
— В общем, было много и смешного, и трогательного, но Юрию удалось со всем этим справиться, и дипломаты остались довольны. Потом меня много раз приглашали и в Мексику, и в США...
— Чем же все-таки будущий супруг вас взял?
— Что значит «взял»?
— Ну, чем привлёк?
— Элегантностью. Он был очень красив, изысканно одет...
— ...Наверняка умён?
— Конечно.
— Я, собственно, почему спрашиваю — интересно просто, каким должен быть мужчина, чтобы такую красивую женщину завоевать?
— Он должен быть сам неплохим, достаточно красивым (смеётся). Юрий был изумительно элегантен (костюмы на нем сидели отменно) и никогда не носил дешёвых вещей — только дорогие, из качественного материала и сшитые высококлассными портными. Если надевал, скажем, джемпер, у него всегда был какой-то шарфик, платочек... Просто так галстуков он не надевает — только вечером, если мы куда-то идём. Днём это принято только у деловых людей, у чиновников, а поскольку мы люди свободных профессий...
— ...художники.
— ...то я считаю, что... Впрочем, не в одежде, естественно, дело — если ты чего-то добился, какой-то своей внутренней спокойной гармоничной основы достиг, можешь надеть все, что угодно, и появиться в любом наряде –тебя от этого не убудет.
— Вы с мужем уже более 30 лет вместе — честно скажите: за эти годы было хоть раз искушение — не изменить, я такое слово не употреблю! — просто почувствовать, что есть еще какие-то другие мужчины?
— Да некогда мне было о таких вещах думать, потому что все время на студии, на концертах, в поездках.
— И допинг вам был не нужен?
— А допинг мой — это сцена, и когда иной раз полумёртвая приезжала с гастролей, желание было одно: с головой окунуться в домашний уют — больше мне ничего не надо.
— Даже мыслей греховных, выходит, не возникало?
— Ой, если честно, нет, хотя, вы знаете, мужчины делали мне немало всяких предложений, окружали ухаживаниями, красивые слова говорили... Просто я научилась понимать цену комплиментам — знаю, что за ними скрывается. Когда вникнешь в природу вещей, все становится...
— ...яснее и проще?
— Мало того, иногда даже неинтересно.
— Представляю, как сложно такой красивой женщине этому напору противостоять — многие, особенно облечённые большой властью мужчины, глядя в то время в телевизионные экраны, не только наслаждались вашим пением, но и задумывались наверняка: «Эх, вот я бы с ней...». Были с их стороны нескромные предложения, вы чувствовали, что кто-то очень хочет весело провести с вами время?
— Ну, во-первых, на это я никогда не откликалась.
— Значит, все-таки что-то было?
— Ну как? Допустим, иной раз раздавались какие-то звонки, мне оказывали знаки внимания, спрашивали: «Не хотите ли встретиться? А вместе поужинать?» и прочее, прочее, но я просто на эти ухаживания не отвечала. Понимаете, когда хорошо во всем разбираешься, подобные вещи уже тебя мало заботят. Ты это перерос, они же, эти поклонники, как дети, для меня были.
— Сегодня многие певицы нашли себе молодых мужей и очень этому рады. Вы замечательно выглядите — не хотели бы себе какого-нибудь молодого красавца из шоу-тусовки, которая куролесит вокруг?
— Молодого красавца? А для чего?
— Об этом лучше спросить у Бабкиной, у Пугачевой — может, они что-то подскажут...
— Чем занимается нынче ваш сын?
— Коля был художником по свету в моем Театре музыкальной драмы и песни, а сейчас в малом бизнесе. Я не могу сказать, что он твёрдо определился и планирует посвятить себя чему-то конкретному, — на данный момент ему интересно все.
— Какое у него образование?
— Юридическое, но он находит себя то в одном, то в другом. Есть просто люди, которые не могут стоять на одной ступеньке: им нужно все время двигаться то вверх, то вниз, то вверх, то снова вниз.
— Сын женат?
— Пока ходит в холостяках.
— Вы представляете себе день, когда он приведёт девушку и скажет: «Мам, я её люблю и хочу жениться»?
— Я буду счастлива, потому что сейчас молодые люди не позволяют себе устояться в мысли, что у них будет семья. Они редко женятся...
— ...и еще реже, наверное, приходят с избранницей к маме?
— Как бы там ни было, буду рада и приму девушку, которую он себе выберет.
— Вы не жалеете, что в своё время ограничились только одним ребёнком?
— Очень жалею, очень! Должна была родить еще детей, их воспитать, но артисткой тогда бы не стала. Скорее всего, прекратила бы петь и ушла бы со сцены.
— Еще и каких! Конечно, сейчас сожалею, что у меня нет дочки-красавицы, которая была бы рядом и меня понимала бы. Все-таки мальчика, как правило, растишь для другой женщины, а девочку — для себя.
— Как-то Иосиф Кобзон обмолвился: «Валина женская судьба не сложилась» — что он имел в виду?
— Не знаю — об этом лучше спросить у него. Нет, у меня все сложилось. Все!
— Как ни странно, я не могу вспомнить ни одного связанного с вашим именем скандала — учитывая нравы того, что называется у нас шоу-бизнесом, это вообще поразительно. Как удалось вам пройти свой путь так, чтобы нигде не запачкаться и никого не задеть?
— Тут два ответа: во-первых, по натуре я не скандальна, а во-вторых, не в шоу-бизнесе. Из разных конюшен мы, господа!
— О конюшнях... Когда вы читаете в прессе о каких-нибудь очередных приключениях, связанных с именем Аллы Борисовны, при этом что думаете?
— Ничего! Во-первых, избегаю газет и журналов, а во-вторых, у меня другие жизнь и литература, поэтому в такие вещи, как правило, не вникаю. Мне это так же неинтересно, как щелкать семечки.
— Вместе с тем наверняка вы наслышаны, что российский шоу-бизнес разделён на так называемые кланы: Пугачёвой, Крутого...
— Может быть. Я не в курсе.
— Похоже, в эти игры вы не играете...
— Да, я сама по себе, хотя с тем же Игорем Крутым мы вместе работали восемь лет — с 80-го по 88-й.
— Еще в ансамбле «Элегия»?
— Да, это были замечательные годы. Я видела рядом с собой творца, художника, трудолюбивого музыканта, готового ночи напролёт совершенствоваться. Исполнительного, грамотного, умеющего написать клавир и партитуру. Игорь сочинял песни, занимался с музыкантами, формировался как личность, как сущность. Тогда для него не важны были деньги, он стремился самоутвердиться, и я за это его уважаю.
— После перестройки я видел в Америке очень смешную афишу, где было написано: «Народная артистка России Валентина Толкунова и ансамбль «Элегия». Руководитель и баянист Егор Крутой». Почему Егор?
— Наверное, имя его перепутали, очевидно, в то время оно еще не было так известно.
— Игорь Яковлевич не хочет сейчас подарить вам какие-то песни?
— Боюсь, моё творчество сегодня не очень ему близко, потому что он создаёт принципиально другую музыку. Что ж, творческая позиция у него своя, и с ней надо считаться, как он считается с моей.
— Нынче жизнь многих молодых артистов, певцов проходит между банкетами, презентациями и казино?
— Увы...
— А у вас?
— А у меня есть табу: я дала себе слово не выступать в местах, где жуют и где присутствующим нет дела до музыки. Правда, недавно, 14 февраля, в День влюблённых, меня пригласили в московское казино «Голден Пэлэс» около Белорусского вокзала, на Тверской.
— Средь бела дня?
— Нет, ближе к ночи — где-то в 11 вечера. Там в одном из залов, в так называемой театральной гостиной, собирается за столиками совершенно другая публика — люди, которые не хотят, допустим, играть в рулетку, приходят туда на встречу с актёрами. В этой гостиной побывали Михаил Ульянов покойный и его коллеги из Вахтанговского театра, артисты Малого и МХАТа, и вдруг я получила приглашение выступить там вместе с известным актёром, пишущим эпиграммы, — это, как вы догадались, Валентин Гафт, которого очень люблю.
— Хорошая компания: Валентин и Валентина?
— Вот-вот, в День святого Валентина в гостях у «Голден Пэлэс». Началось все с презентации книги Гафта, которую он тут же с автографом, с роскошным посвящением, мне подарил, затем прозвучали мои песни, после чего последовали вопросы зрителей, на которые мы отвечали. Театральная гостиная — это небольшая комнатка со вторым этажом. Все на диванах сидели, в подушках, и беседовали с профессором, педагогом Щукинского училища Михаилом Борисовым — он выступал в роли ведущего. Было так интересно, что разговаривали почти до утра. Я исполняла романсы, какие-то песни, совершенно несвойственные мне в концертах. Такая душевная получилась встреча, что подумалось: как хорошо иногда ночью для кого-то попеть (раньше я это делала только на записи).
— Визитная карточка Валентины Толкуновой — её потрясающие волосы, но лет в 17 вы решили их вдруг остричь. Что вас остановило?