Страница тега "Анна Герман: Вернись в Сорренто?"

Описание страницы тега

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

Итак, мы ехали по автостраде. Я много и громко говорила, не слишком даже себя к тому принуждая, поскольку вызванное концертом возбуждение держится обычно ещё довольно долго. Часа два после выступления я не могу расслабиться, не способна заснуть. Думала также, что тем самым не дам задремать Ренато и мы благополучно доберёмся до Милана. Но двадцатилетний организм усталого юноши, очевидно, стремился устранить все, что мешало ему уснуть и таким путём восстановить жизненные силы. Внезапно нас несколько раз подбросило, как если бы машина нарвалась на ухабы, вместо того чтобы скользить по гладкому, как зеркало, шоссе. Затем наступили тьма и тишина.
Однако до того я успела осознать грозящую нам опасность — скорее инстинктивно, ведь на размышления не было времени. Все свершилось за какую-то долю секунды. Я ощутила — отчётливо это помню — панический ужас при мысли о том, что могу заживо сгореть в машине.
Как раз неделю назад я прочитала сообщение о жуткой смерти французской актрисы, одной из знаменитых сестёр Дорлеак. Она погибла в горящей машине. И хотя я никогда не испытывала страха во время езды в машине (равно как болтанка в самолёте скорее меня забавляла), с того момента, как в прессе была опубликована эта страшная заметка, я начала опасаться. Чувство охватившего меня в ту минуту ужаса помню очень хорошо. Катастрофа произошла.
Утром нашу машину заметил ехавший по автостраде водитель грузовика. Она была разбита вдребезги, и лишь красный цвет кузова напоминал о её былой элегантности. Ренато не «вылетел» из машины, а я оказалась далеко от останков «Фиата», отброшенная какой-то страшной силой. Вызвали полицию. Нас привезли в больницу. К счастью, я были лишена способности ощущать боль, холод сырой земли в канаве, трудности транспортировки.
Я получила возможность сделать недельный перерыв в своей биографии. Состояние моё не являлось достаточно обнадёживающим, напротив того, даже возбуждало худшие опасения. Единственное, что можно и нужно было сделать, так это влить в мои вены чисто итальянскую кровь, взамен той, которая почти полностью вытекла из меня в канаве. Исправить остальное пока было нельзя. Следовало подождать. Впрочем, долгое время было неясно, не выберу ли я «свободу», сказав своим спутникам по земному пути «адью».

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

Я успешно вышла в финал, и на другой день утром мы уже плыли обратно в Неаполь. Последний фестивальный вечер должен был состояться в огромном парке, окружающем виллу Флоридиана. На этот раз публики собралось порядочно. Приехало также несколько знаменитостей. Помню, конферансье объявил, что среди присутствующих находится известный киноактёр Витторио Гассман. Гассман привстал, с улыбкой раскланялся. Затем начался концерт.
На XV фестивале неаполитанской песни неожиданно победил Нино Таранто, актёр старшего поколения, который не столько спел, сколько станцевал шуточную песенку. Неаполитанцы, предпочитающие скорее лирические, мелодичные песни, в которых поётся главным образом о любви, о море и синих далях, с неудовольствием восприняли решение жюри.
Чувствую себя обязанной отметить, что выступление первой польки на неаполитанском фестивале снискало признание. Доказательством тому были многочисленные рецензии, где с похвалой говорилось о моем «истинно неаполитанском» стиле исполнения, а также — к великой моей радости и гордости — о «безупречном акценте прирождённой неаполитанки». Композитор и автор текста, сопровождавшие меня все время, пока продолжался фестиваль, тоже были довольны, что вручили мне свою песню.
Композитор, синьор Дженио Амато, пригласил нас к себе домой — торжественно отметить наши достижения. Я с тёплым чувством вспоминаю часы, проведённые в доме гостеприимных супругов Амато.
Сначала гостям представили всех детей по очереди — от самого маленького, ещё грудного малыша, который всего лишь две недели назад осчастливил мир своим появлением на свет, до самой старшей, двенадцатилетней девочки. Несмотря на то что половина из них ещё не вполне научились ходить, с первого взгляда было заметно, что в семье царят мир и согласие. Старшие дети без понуждения опекали младших, которые, отлично зная свои права и привилегии, тем не менее ими не злоупотребляли.

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

Мы не стали ждать окончания фестиваля. Пьетро предложил на другой день после обеда вернуться в Милан. По дороге туда мы завернули в маленький придорожный бар. Обслуживавшая нас девушка была в немалом затруднении, как умудриться подать нам заказанные блюда и в то же время не отводить глаз от телевизора — ведь подходил к концу второй день фестиваля. Только добравшись до Милана, мы узнали в гостинице, что победили Клаудио Вилла — Ива Дзаникки. До моего возвращения в Польшу мне предстояло осуществить три очень важных дела. Первое — участие в популярной телевизионной передаче «Семейные развлечения» («Ciocchi in famiglia»). Эту программу в Италии все очень любят и ждут, как у нас в Польше популярную передачу «Безупречная супружеская пара». Второе — собственная часовая программа по телевидению; мне предстояло исполнить шесть песен и вместе с Доменико Модуньо объявлять номера других артистов: моими гостями должны были быть «Folk-Studio Singers», Фред Бонгусто и сам Доменико Модуньо.
Третье — участие в развлекательной программе на швейцарском телевидении. Эту передачу предполагалось вести из телевизионного центра в Турине. Зося тоже поехала со мной в Турин, но цель её путешествия ограничивалась на этот раз чисто светскими обязанностями, ибо снимать программу телевидение не разрешало. Так что Зосе пришлось удовольствоваться осмотром города.
Сценарий был несложным и представлял собой, попросту говоря, отдельные номера, связанные либо моим выступлением, либо диалогом с Доменико Модуньо. Текст, который я должна была произнести в течение этого часа, я получила перед самым началом съёмок, так что ни о какой подготовке не могло быть и речи. Но дублей из-за меня делать не пришлось — на мой взгляд, благодаря доброжелательной атмосфере, которую старались создать как режиссёр со своим штабом ассистентов и помощников, так и операторы, ну и наконец, гости программы: Бонгусто, Модуньо, «Folk-Studio Singers». С Доменико Модуньо мы не только вели диалог, но в одном месте даже спели дуэтом сицилийскую песенку, которой он меня перед тем научил в коридоре. Очень весёлая, шуточная песенка о том, как вся семья любила есть цикорий. Модуньо держался очень непосредственно, раскованно, мило, по-товарищески — совсем так, как запомнился мне по фильмам и телевизионным передачам. Несмотря на то, что Модуньо — один из немногих певцов, которые на протяжении стольких лет занимают место в «первой десятке», он прежде всего нормальный, весёлый человек. А уж потом — «звезда». При этом не только знаменитый певец и композитор, но и весьма популярный театральный и киноактёр, создатель многих мюзиклов. К сожалению, мне не удалось увидеть нашу передачу, поскольку я была во время трансляции её в эфир уже дома, но позднее узнала, что её дважды повторяли по желанию телезрителей.

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

Возвращаясь к Конни Фрэнсис, скажу, что ещё прежде, чем она кончила петь, я сделала приятный вывод, что она на самом деле замечательно поёт. Она и держалась на сцене, и была одета, как обыкновенная нормальная девушка — черные брюки, сандалии, джемпер... Конни не преследовала цели приковать внимание зрителей к своему внешнему виду. Я сознательно подчёркиваю это, ибо о других участниках фестиваля того же сказать было нельзя. В день концерта у нас с Конни состоялся небольшой разговор. «Ты откуда приехала, Анна?» — спросила она меня, когда я, спев свою песенку, ушла со сцены. Конни выступала как раз передо мной и оставалась ещё за кулисами, наблюдая по контрольному телевизионному экрану ход фестиваля. Я рассказала ей, что её хорошо знают и очень любят в Польше. «О, это правда?» — осведомилась она с улыбкой, позволявшей думать, что ей эта новость небезразлична. Потом, коснувшись самоубийства Луиджи Тенко, она сказала: «Люди слишком многого хотят от жизни, а когда чрезмерные желания не осуществляются, происходят трагедии. Я принимаю жизнь такой, какая она есть. Меня может радовать и пустяк, и крупное, большое событие. Тем самым обретаешь если уж не счастье, то по крайней мере душевное равновесие».
Её манера держаться, умение владеть собой вроде бы указывали на то, что она следует своим принципам и, надо признать, преуспела в этом. Однако, думается мне, спокойный тон в общении с людьми, выдержка на сцене основаны, прежде всего, на твёрдой уверенности в том, что дело, которое она делает, исполнено смысла и значения. На репетициях я заметила, что она просто любит свою работу, любит петь. Любовь к своему делу если не единственное, то, во всяком случае, одно из важнейших условий для того, чтобы человек чувствовал себя счастливым.
Затем на эстраду поднялась Далида. Я помнила её по выступлениям в зале Конгресса и в «Олимпии». Она очень изменилась: сильно похудела, что, впрочем, соответствовало требованиям моды, а свои длинные волосы осветлила. Поскольку раньше она была брюнеткой, я даже не сразу узнала её. И лишь когда она начала петь, я осознала: да ведь эта худенькая, как подросток, блондинка в мини-юбочке — сама Далида! После Далиды выступали итальянские певцы и певицы, которых я не очень хорошо знала. Неожиданно шум в зале усилился на несколько децибелов, а все головы повернулись к дверям. В дверях стоял Доменико Модуньо, с улыбкой посылая направо и налево воздушные поцелуи. Вместе с ним на репетицию пришла его жена, молоденькая, прелестная и, как сообщил мне Рануччо, невероятно ревнующая своего знаменитого мужа. Пьетро и Рануччо вдруг заволновались. Я уже предчувствовала, что кого-то из них опять осенила блестящая мысль.

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

Наступил вечер. Теперь мы должны были испытать свои знания на практике, спуститься в довольно глубокую пещеру. Разожгли костёр, дабы те, кто поднимутся наверх, сразу могли отогреться и обсохнуть. Я не пошла с первой группой, а, заглянув в тёмный, сырой, низкий лаз, решила, насколько удастся, оттягивать неприятный момент. В душе я надеялась — а, собственно, почему? — что мне не придётся ползти по грязи и, подобно червю, исчезнуть в этой страшной чёрной дыре. К тому же здесь, наверху, было очень славно. Весело потрескивал огонь, заливая всех оранжевым теплом, а Петрусь, который выполнил свою трудную задачу — он подстраховывал самых смелых — и теперь подошёл к нам отдохнуть, растянулся возле костра, положив свою рыжую голову мне на колени. Не сделай этого Петрусь, я бы наверняка что-нибудь придумала в оправдание своего дезертирства. Но раз уж меня отличили... Вскоре я ползла, извиваясь, как гусеница, в глубь грота. Маленькое пятнышко неба исчезло из виду. Единственным утешением был факт, что там, наверху, Петрусь держит верёвку, которой я была обвязана.
Уползла я в полной уверенности, что назад мне никогда, никогда не вернуться. Но ещё горше было сознавать, что Петрусь все равно ни о чём не догадывается. Близились каникулы. Большинство студентов на летние месяцы подыскивали себе какую-нибудь работу, чтобы «подштопать» дыры в своём бюджете. Мои товарищи решили поехать в сельскую местность, на «градобитие», как назывались работы по выяснению ущерба, нанесённого стихийными бедствиями.
Я бы тоже, вероятно, отправилась на «градобитие» (хотя меня и отталкивало всякое занятие, связанное с математическими действиями), если бы не Янечка. Да, именно Янечка, моя сокурсница, жившая в соседнем доме, с самого начала нашего знакомства (то есть с седьмого класса) считала, что моё истинное призвание — петь. Не отрицаю, пела я всегда охотно, когда бы и кто бы того ни пожелал: и на школьных, а позднее и на студенческих торжествах, и дома для гостей. Впервые я исполнила песенку, будучи ещё малолеткой, на детском новогоднем празднике, под огромной ёлкой. Моя мама тогда была учительницей начальной школы, и в её обязанности входила между прочим организация детских праздников, спектаклей и т.д. Но никогда не думала я, что пение станет моей профессией. Я пела исключительно для собственного удовольствия, мне даже в голову не приходило, что к пению можно относиться как-то иначе.

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

Мы оказались одни среди бабушкиных вещей и святых образков, тесно развешанных по стенам. Даже её шлёпанцы ещё стояли в углу. На громоздком старом комоде тикал массивный будильник, притом так громко и назойливо, что я не выдержала, схватила его и, открыв ящик комода, быстро засунула туда, после чего вздохнула с облегчением. Все это время он страшно действовал мне на нервы — я даже не могла сосредоточиться на том, что говорит хозяйка. Взглянула на Ханю. Она сидела сгорбившись, опустив голову, бессильно свесив руки. В её глазах стояли слезы. «Аня, — сказала она с отчаянием в голосе, — я здесь не выдержу. Пошли назад, в наш холодильник». Я с готовностью подхватила чемодан, потому что и сама хотела просить её о том же самом.
Синьора Бианка ограничилась краткой триумфальной речью — наше поражение было слишком очевидным. Она великодушно приняла нас обратно. Спустя час раздался взволнованный, тревожный телефонный звонок из пекарни. «Синьоры украли бабушкин будильник! Он стоял на комоде, а теперь исчез. Возвратите немедленно!» Мне с трудом удалось растолковать, где он находится. Труднее оказалось объяснить, как он там очутился, поскольку у меня не хватило запаса слов, а у хозяйки, по-видимому, чувства юмора.
Синьора Бианка была энергичной особой. Она довольно рано овдовела и одна воспитывала двоих детей: дочь и сына. Сын, по профессии парикмахер, задумал поехать в Соединённые Штаты, поискать лучшей доли. Синьора Бианка сперва подробно расспросила Ханю, где эта Америка, а выяснив, что далеко, разыграла такую сцену отчаяния, что немногие актрисы, следуя заветам самого Богуславского (Богуславский Войцех (1757-1829) — польский режиссёр, актёр, педагог, один из основателей польского профессионального театра) могли бы с ней сравниться. Однако довольно скоро она смирилась с решением сына и с удвоенной энергией принялась собирать приданое для дочери. Свадьба должна была состояться этим летом.
Устроив дочь, синьора Бианка намеревалась сама второй раз выйти замуж.

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

В конце концов, с тяжёлым сердцем, чувствуя себя ужасной преступницей, я просила дать мне время «на размышление». На предфестивальных встречах я познакомилась со многими композиторами и авторами текстов. Все это имена, отлично известные и в Польше. Прежде всего — Доменико Модуньо, Фред Бонгусто, Пино Донаджио, В. Паллавичини, Серджио Эндриго, Джованни Д'Анци — Нестор итальянской лёгкой музыки и исполнитель в одном лице.
Я выбрала наконец две песни. Одну — с мелодией, дававшей большие возможности голосу, с приятным текстом, разумеется о любви, но имевшим лёгкий оттенок философского раздумья. Вторая песня, на которую я очень рассчитывала, и которая очень мне понравилась, была как раз маэстро Д'Анци. Она представляла собой одновременно музыкальную и поэтическую импровизацию на тему одной из главных мелодий «Трёхгрошовой оперы». Песня интересная, новаторская и в то же время достаточно простая, чтобы запомниться слушателю. Она отличалась от сотен других песен, в которых более или менее удачно, но все-таки всегда рассказывается об «amore grande» (великая любовь) и различных связанных с ней переживаниях...
Песню эту, как и ряд других, я записала на пробный диск в присутствии композитора и его многочисленных друзей. Происходило это на маленькой студии, которую удалось достать Карриаджи. Тем не менее в крохотной комнате поместилось порядочно людей. Пришёл Буонассизи с супругой, Д'Анци, Карриаджи с какой-то женщиной; музыканты, которые перед тем записали фон, тоже остались из любопытства.
Прослушав запись, присутствующие не поскупились на похвалы, а маэстро Д'Анци даже поцеловал меня в лоб. Заказали вино и горячее молоко, дабы «спрыснуть» будущий успех. Молоко предназначалось мне. Услышанное потом сообщение о том, что песня маэстро Д'Анци не принята и сам он не допущен (!) до участия в фестивале, явилось как гром с ясного неба. По причинам, которые, видимо, навсегда останутся для меня тайной, эта прекрасная песня была отвергнута.

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

Карьерой певца на Западе управляют законы бизнеса. При благоприятной конъюнктуре и капельке везения даже одна записанная на пластинку популярная песенка может принести относительно большой заработок, ибо пластинка расходится в этом случае огромными тиражами, а исполнитель наравне с композитором и автором текста получает определённый процент от количества проданных пластинок. На это я и рассчитывала.
Разумеется, легендарные (впрочем, соответствующие действительности) сногсшибательные доходы зарубежных певцов — удел лишь немногочисленных баловней судьбы, тех, кто стал широко популярен. К примеру, Том Джонс, который сейчас на вершине славы, получает — как сообщалось в нашей прессе — десять тысяч долларов за одно выступление. Это очень много, даже если отбросить налоги, оплату целой армии музыкантов, аранжировщиков, композиторов и так далее. Урожайные годы, как правило, длятся недолго. Взамен уже приевшихся, хоть и талантливых, появляются новые лица — как в калейдоскопе. Надо спешить, зарабатывать теперь, сегодня — скопить на «чёрный день», который наступит, когда публика совсем потеряет к тебе интерес. Поэтому делается все, чтобы как можно дольше продержаться в свете юпитеров. Необходимо всеми доступными способами, любой ценой подогревать любопытство зрителя-слушателя.
В целях рекламы хороши все средства. Увы, не каждому достаёт сил выдерживать такую борьбу. Некоторые сами сходили со сцены. Например, Луиджи Тенко.
Во время моих предыдущих «больших» гастролей, например, поездки в Англию, США и Канаду, я получала за свои выступления только суточные. Их хватало на проживание, а порой (крайне редко, ибо билеты дорогие) на посещение театра или мюзикла.
Фестиваль для певца — вообще дело неоплачиваемое. Сам факт участия в нем уже является достаточным вознаграждением. Поэтому я охотно участвовала в фестивалях и поездках с группой артистов за границу. Это всегда становилось интересным, надолго запоминающимся событием. Неважно, что финансовая сторона оставляла желать лучшего. Например, певцов, принимавших участие в международном фестивале в Остенде, разместили в маленьких гостиницах, где уже заранее были оплачены завтраки и ужины. Зато обед подавали за общим столом в прекрасном помещении курзала.

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

...На следующей неделе меня ожидал тяжкий труд манекенщицы. Рануччо являлся за мной в гостиницу — чаще всего с огромным опозданием — и отвозил в Дом моды. Там начиналась многочасовая изнурительная работа. Возможно, что кто-нибудь из людей, не посвящённых в детали, прочтя это, недоверчиво усмехнётся, но профессионалы меня наверняка поймут и в случае необходимости подтвердят справедливость моих слов.
К чисто физической усталости присоединялось нервное напряжение. А все из-за тех несчастных добавочных сантиметров, которыми наделил меня творец. Однако я не должна была показывать вида. В каждом новом месте я с улыбкой выслушивала изумлённые замечания по этому поводу.
Сюда следует добавить и замечания фотографов. «Прошу вас понять, синьора, — убеждал меня как-то раз один из них, — вы не царствующая особа, вы девушка, которая непременно должна нравиться». «Вовсе я к этому не стремлюсь», — подумала я про себя в ответ на этот в какой-то степени справедливый упрёк. Действительно, во мне нет ни одной капли голубой крови. Но душу мою, уже весьма сильно растревоженную, все больше охватывали сомнения и протест. Человек никогда не должен поступать вопреки своим убеждениям, вопреки характеру. Не должен делать ничего, что он сам позднее будет вспоминать с неприятным чувством. Обожаю танцы и дружеские пирушки, люблю посмеяться — даже без повода! — но только тогда, когда мне весело, но я не в силах, пусть даже на короткое время, надеть на себя маску женщины, совершенно чуждой мне во всех отношениях, — женщины только на показ, для рекламы. К счастью, это неожиданно поняли мои фотографы и даже заявили, что мне «к лицу» небольшая примесь славянской меланхолии.
Таким образом, я могла не заботиться об улыбке, от которой ныли лицевые мускулы и, что хуже, возникали морщины! Увы, оставались ещё такие черты моих милых хозяев, как чрезмерная фамильярность. При моем появлении кто-нибудь из них мог, например, с ловкостью акробата взобраться на стул, дружески похлопать по спине либо — чего я совершенно не переносила — слегка ущипнуть за щеку. Правда, последнее позволяли себе только отцы семейств, да и то в присутствии своих супруг, тем не менее всякая иная моя реакция, более резкая, чем желание отшатнуться, казалась им странной. Ведь подразумевалось, что ко мне проявлена отеческая симпатия.

(1 голос, в среднем: 5 из 5)

Шапка сайта

Карусель

Страница тега "Анна Герман: Вернись в Сорренто?"

Описание страницы тега

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО?

Сайдбар

СТУДИЯ МУСЛИМА МАГОМАЕВА