МЕЖДУ НАМИ С АННОЙ ГЕРМАН БЫЛО… ДУХОВНОЕ РОДСТВО!

Текст статьи

Между нами с Анной Герман было... духовное родство! Артистическая натура Анны Герман проявлялась буквально во всем. И в любви, и в материнстве, и в дружбе. Особенно после перевернувшей её жизнь аварии она дорожила любыми эмоциями, которые дарила ей жизнь. Всего раз пять она встречалась с эстонским журналистом Антсом Паю, но в течение нескольких лет, до самой смерти он был рядом с ней, дарил счастье понимания. Вместо живого общения — переписка. Возможно, ей в те времена, на рубеже 80-х, необходимо было выплеснуть свои мысли и чувства, не торопясь, пережив каждое слово и каждое мгновение жизни.
Они познакомились в Ленинграде. Ей было тогда 43 года, ему — 35. Но возраст не имел никакого значения, так получилось, что они сразу почувствовали друг в друге единомышленников. Быть может, больше, чем единомышленников — очень душевно близких людей, стремящихся избавиться от глубоко запрятанного одиночества. Не стоит искать в их отношениях пикантности — это глупо. Ведь так же переписывалась Марина Цветаева с Рильке и Пастернаком, с одним из них так никогда и не встретившись.

 

 

ЗНАКОМСТВО С АННОЙ ГЕРМАН

— Это было в 1964 году, когда я впервые услышал Анну Герман в трансляции фестиваля в Сопоте. Как она необыкновенно исполнила «Танцующие Эвридики»! Эта песня не просто произвела на меня впечатление, она что-то изменила во мне. Я словно получил молотком по голове: до той поры во мне жило много ненависти, накопившейся ещё с детства, проведённого в Сибири, от того, что я вырос без родителей. В этой песне я услышал доброе начало, она настроила всю мою дальнейшую жизнь на другой лад. Я перестал думать, что это я один в центре всего, стал понимать, что я лишь частица мира и должен что-то хорошее сделать для остальных...
— А познакомились мы спустя четырнадцать лет, в Ленинграде, — продолжает Антс свой рассказ. — Я случайно увидел объявление в газете о заключительном концерте Анны Герман в рамках её ленинградских гастролей, и я сказал себе: нужно побывать там и познакомиться. И взял две карточки «Зодиака», какие раньше выпускали в СССР — гороскоп на каждый месяц. На одной я написал «Спасибо за повествование!», имея в виду повествовательный смысл её концерта, а на другой — попросил автограф.
Между нами с Анной Герман было... Видимо, моё желание побывать на концерте было столь сильным, что я прошёл в зал без билета, «зайцем». Почему-то меня никто не остановил на входе.
После концерта у гримёрной комнаты я попросил администратора передать Анне вот эти карточки, а одну с автографом — вернуть. Через несколько минут другая женщина подошла ко мне и сказала: «Это ваша карта?.. Анна просит Вас зайти».
— Так я оказался в гримёрке, — говорит Антс (в материале использована расшифровка беседы Антса Паю с главным редактором журнала «СЕНАТОР» Фредом Искендеровым. — Ред.), — и стою в дверях артистической уборной. Анна сидела у трюмо и смотрела через зеркало прямо на меня. Вижу глаза Анны, но в зеркале, — она сидит ко мне спиной. Её добрые глаза молча разглядывают меня секунд десять. Мне кажется, что очень долго. Молчу. От этого взгляда я онемел и поклонился ей, поблагодарил за чувства, которые она пробудила во мне, сказал, что её песня изменила меня. Она улыбнулась и вдруг спросила: «А Вы едите лимон?».
Между нами с Анной Герман было... Она разрезала лимон, лежавший у неё на блюдце, мы весь его съели, без сахара.
Между нами с Анной Герман было... На прощание она пригласила меня на завтрашний ужин по случаю её отъезда. Как оказалось, на следующий день стол был накрыт только на троих: Анна, её сопровождающая (Это была ленинградская журналистка Лия Спадони, подруга Анны Герман. — Ред.) и я. Так мы смогли ближе познакомиться и пообщаться, Анна подарила мне свою фотографию, на обороте которой была заранее сделана дарственная надпись:
«Жалко, Антс, что мы все не такие, как Вы. Вы понимаете природу — и она Вас любит. Вы здоровый и счастливый человек! Что же я могу Вам пожелать на прощание?.. Даже у счастливых людей есть мечта, и какая бы она ни была — пусть она сбудется у Вас!
Очень рада, что я встретила Вас. Всего доброго!
Анна.
Ленинград, 13 октября 1978 г.»
Когда я прочитал, удивился, насколько проницательно Анна написала: так, словно знала меня много лет. Её умение видеть людей особенно, глубоко и вдумчиво я наблюдал не раз. Ещё тогда я обратил внимание на её манеру говорить: звуки её речи рождались в каком-то необыкновенном грудном регистре, они завораживали и, словно родник с целебной водой, утоляли жажду.
Между нами с Анной Герман было... В пении же открывалась вся её глубина и её сигнал SOS к людям. Она в жизни очень многое терпела, страдала, перенесла тяжёлое детство и не стала жестокой. Наоборот, она в своих песнях словно давала людям сигнал SOS: «Люди, цените прекрасное, цените доброту и искренность! Дорожите любовью!». Некоторые слова в песнях она пела с особенной вибрацией в голосе, и эта вибрация передавалась слушателю.
Мне посчастливилось позже присутствовать на многих её концертах и даже на записи песен. Я понимал, насколько для Анны важен собеседник: она любила слушать людей, которым доверяла, когда те рассказывали ей важные вещи. Она так внимательно слушала, что невольно хотелось поведать ей больше. Это большая ценность, когда тебя слушают и слышат. Это одухотворяет и придаёт сил.
Между нами с Анной Герман было... Трудно подобрать слова, но мы чувствовали и думали, как бы на одной частоте. Два человека, на расстоянии, интуитивно, мы ощущали душевную близость. Между нами было духовное родство! Наша взаимность была подобна негромкому, но полному вечности шёпоту листвы в лесу...
Анна страстно тянулась к природе, ей нравились мои философствования о ней как связующем звене между людьми и мирозданием. После аварии она боролась ещё и за жизнь. И в письмах, и в творчестве последних лет перед смертью слышится крик о помощи. Достаточно вспомнить её знаменитую песню «Надежда»... Для меня Анна не умерла. Она живёт в дереве, посаженном мной в 1973 году в её честь в созданном мною же парке «Сыпрузе» — «Дружба» (как Дерево Дружбы в Сочи. — Ред.) в Пыльтсамаа. Она живёт и в моей, в такой же, как Анна, белокурой внучке, которая выросла на песнях Анны, и которая названа её именем...
— Как видишь, — тихо говорит Антс Паю в завершении той беседы осенью 1999 года, — образно говоря, моё «кислое знакомство» с Анной (имея ввиду, как она угощала меня лимоном в день нашего знакомства!) сначала превратилось в добрую переписку с ней, а потом — в многолетнюю сладкую память о ней с горьким сожалением о том, что она так рано ушла из жизни! Поэтому, сегодня, спустя 20 лет после записи наших бесед, мне хотелось, чтобы это интервью с Анной Герман было опубликовано в твоём роскошно-солидном журнале «СЕНАТОР», как привет Анны Герман XXI веку и всему человечеству!
— Эти магнитофонные записи я сделал во время наших московских встреч с Анной Герман — весной 1979 года, а потом и после её таллинских концертов, в дни празднования Рождества, накануне Нового 1980 года. И уверен, что ты очень порадуешь своих читателей, которые ещё не успели забыть Анну Герман, а мне, по-дружески, будет очень приятно! — подитожил Антс Паю в конце беседы осенью 1999 года.

Между нами с Анной Герман было... Но, к сожалению, так случилось, что это интервью Антса Паю с Анной Герман, наряду со многими другими материалами о жизни и творчестве певицы, так и не были опубликованы в журнале. И только сейчас, в рамках Года 40-летия Памяти Анны Герман, мы решили представить их вашему вниманию. Но прежде чем перейти к тексту интервью с Анной Герман, хочется подчеркнуть одну маленькую деталь той беседы с Антсом Паю, а речь идёт о его скромности:
— Ещё до нашего летнего разговора (в августе 1999-го) о судьбе Анны Герман, — говорит Фред Искендеров, — когда Антс впервые признался о своей дружбе с Анной, за предыдущие 5 лет он ни разу не упоминал в разговорах о том, что дружил с ней и много переписывался. И это несмотря на то, что Антс всегда живо интересовался становлением журнала «СЕНАТОР» (основанного в 1996 году, после нашего знакомства в Сочи) и не раз бывал у меня в гостях в редакции, когда приезжал в столицу по личным и другим делам. Даже помогал какими-то советами и был очень заинтересован в развитии нового толстенного издания, каким стал журнал «СЕНАТОР» с первого дня выхода из печати в Хельсинки. А узнав, что я готовлю биографический очерк о жизни и творчестве Анны Герман, то он сразу же решил участвовать в написании этого материала: «...Ведь я же с ней дружил и до сих пор хранятся у меня её письма, которые она мне написала!» — говорил он, откровенничая о своей дружбе с Анной Герман. А вот на мой вопрос: «Как же так, Антс, мы с тобой столько лет знакомы и тесно общаемся, но ты даже не упоминал о своей дружбе с Анной Герман?!»
— Ну ты же меня не спрашивал! — без ложной скромности ответил мой эстонский приятель — друг Анны Герман.

 

 

ИНТЕРВЬЮ-ИСПОВЕДЬ АННЫ ГЕРМАН

— Пани Анна, Ваша программа называется «Песни о любви». Почему Вы выбрали такое название?
Анна Герман: Вы спрашиваете, почему именно о любви? А разве есть на свете чувство важнее, чем то, которое нас не только греет, когда мы его ощущаем от любимого человека, но и заставляет нас действовать?.. Я пришла к такому заключению, когда сидела дома и думала — каким будет сольный концерт, когда нет конферансье, только я одна выхожу на сцену к моим слушателям и говорю о том, что меня интересует, волнует?
Я ищу в моих слушателях по ту сторону сцены отклика. Я хочу, как можно лучше, красивее спеть им то, что у меня на душе. Может быть, это также откликается и в других сердцах — тех людей, которые сидят там, в тёмном зале и тихонько меня слушают.
Между нами с Анной Герман было... Наш мир теперь очень суетливый, нам даже некогда сказать самому близкому и дорогому человеку, который рядом с нами живёт, что мы его любим. Или поцеловать, или обнять, когда он с работы приходит. Страшно много вещей важных, которые надо сразу же, тут же решить — но ведь самое важное уходит на задний план. И поэтому, когда я уже могу на два часа стать «владыкой» людей, их сердец, их внимания, я решила, что не буду петь ни протест сонгов (хотя я не против этого, они тоже нужны), ни разных других очень важных песен... Просто я буду петь про любовь!
Мы с этим чувством рождаемся, приходим в этот мир и посмотрите — независимо от того, директор ли это или министр, страшно важный или простой мужик в поле — все хотят любить, хотят быть любимыми. И это действительно — самый главный мотор, который нас подвигает вперёд к жизни.
Так я думала и так собрала такие песни — ведь их не может быть в программе слишком много, хоть и два отделения — о самой нужной любви в нашей жизни. Это возлюбленный или возлюбленная, потом ребёнок — наша кровь, наше сердце, ему посвящаем все лучшее, что у нас есть в наших сердцах, в нашей голове, в нашем умении... И Родина, конечно! Это место, которое я сама старалась понять, но так и не получилось. Почему именно тогда, когда я была в солнечной, весёлой, прекрасной Италии, только три месяца была всего-навсего, я так страшно хотела обратно домой, под это синее, свинцово серое небо Варшавы. Мне ведь там было хорошо, меня ждала большая карьера, друзья были — люди, которые тоже любили музыку, понимали меня, и все-таки мне страшно хотелось домой.
Между нами с Анной Герман было... Я понимаю, что во время войны люди отдают жизнь за Родину — это понятно. Ведь это земля, где ты родился, она в тревоге и тогда нужно отдать все, чтобы обрести независимость и свободу, мир... Это я понимаю, но почему в мирные времена, когда все в порядке, когда все хорошо — почему так страшно хочется именно на этот кусочек земли? Обратно. И там быть. Такие песни в моей программе занимают немалое место. Судя по реакции людей, нам нужны эти песни — про любовь...
— Если позволите... сейчас Ваша тяга к дому, к Родине — особенная, ведь там ждёт Вас маленький сын. Что в осмыслении любви, в осмыслении чувства как такового Вам как женщине дало рождение сына? И что Вы скажете тем женщинам, которые колеблются — нужен ли ребёнок или нет?
Анна Герман: Говорят, что есть материнский инстинкт, что приходит время, когда женщина чувствует, что обязательно нужно иметь ребёнка. Я не могу сказать, что со мной так и было. Я была очень взволнованна, боялась — смогу ли я полюбить своего ребёнка так, как пишут в книжках, чтобы было так, как надо! Я спрашивала у своих подруг, у которых были дети: «Скажи, какое это чувство? Как оно приходит? Когда? Когда он ещё не родился или после появления на свет? Через год или через два? Когда?»
Между нами с Анной Герман было... И когда потом мне медсестра на второй день принесла моего ребёнка, я забыла свои сомнения, свои мысли и первое, что мне пришло в голову — как же медсестра принесла ребёнка — ведь в коридоре должно быть очень холодно, там сквозняки, а она его принесла с открытой головкой. И потом только, когда я уже была дома, поняла, что в этом то, наверное, и есть эта любовь, когда мы очень беспокоимся, чтобы нашему малышу было хорошо.
Сейчас, когда уже прошло три года и я могу снова выезжать на гастроли, я задаю своему мужу вопрос: весел ли наш сын? Я не переживаю за то, что он сыт — кушать ему дают вовремя. Но весел ли он? Хорошо ли ему на этой земле, хорошо ли ему в своей собственной семье? Недавно он был в гостях у своей бабушки, и она ему предложила переночевать у неё. Ему тогда ещё трёх лет не было, и он ей ответил: «Нет. Ведь у меня есть свой дом». И это было необыкновенно радостно для меня.
Между нами с Анной Герман было... Нельзя о своём ребёнке думать, как о собственности, как о мебели. Это живой человек, совершенно отдельный. У него свой мир, свои понятия обо всем. Наше родительское дело — постараться следить за тем, чтобы он себя с нами хорошо чувствовал, чтобы те четыре стенки, в которых он родился, он считал своей семьёй, своей пристанью. Как корабль приплывает к пристани после плавания.
Три года я оставалась без концертов, так как старалась все это время уделить ему внимание, всю мою любовь (как у нас по-польски говорят Vitamina M — любовь матери). Эти первые несколько лет в жизни человека, говорят, самые важные. И может быть, мне немножечко удалось, чтобы он полюбил нас. Это очень важно. Это не долг ребёнка любить нас. Не потому, что ты мой сын и ты должен меня любить. Это надо заслужить. Спокойствием и тем, чтобы ему оставить свободу и в тяжёлых случаях быть ему опорой. Если он сам полюбит, если сам захочет, тогда он сам придёт домой, тогда не будет искать развлечений в мире (хотя они и нужны). Нужно, чтобы у него был этот важный порт, куда он может вернуться даже больше всего тогда, когда ему трудно.
Ещё вернувшись к Вашему вопросу, я хотела бы сказать, что мои знакомые говорили, что тем, кто работает на сцене, вообще не надо иметь детей, потому что это меняет психику, особенно женскую. И что уже нельзя в полную силу отдаться искусству, посвятить себя сцене. Дойти до больших результатов можно только тогда, когда себя полностью посвящаешь чему-то… В какой-то мере, это правда. Я теперь стала «пленницей». Теперь я делаю свою работу с такой же любовью, у меня, наверное, даже другая глубина открылась — но я беспрерывно моими мыслями там, дома, около него. Я уже не тот свободный человек. Но, с другой стороны, это такое ощущение, которого если нет в жизни женщины, это очень жалко.
— Пани Анна, разрешите задать такой вопрос, чтобы попытаться «раскрутить эту катушку»: Вы сказали, что Вы уже не такой свободный человек, у Вас есть стремление скорей вернуться домой. Не думали ли Вы, что через рождение ребёнка, через это обновление, через ощущение себя женщиной — Вы получили гораздо большее освобождение. Мне кажется, что долг перед природой Вами выполнен. Должно быть, это даёт человеку какой-то внутренний заряд к обновлению. Или я ошибаюсь?..
Анна Герман: Нет, Вы совсем не ошибаетесь. Скажу больше: рождение ребёнка делает женщину молодой и красивой (Смеётся. — А.П.). Конечно, работа на сцене предполагает свободу мыслей — нужно много работать над текстами, над тем, чтобы создать не лёгкие танцевальные песни (их легко спеть, даже думая о чем-то другом), а задушевные, которые меня волнуют.
Меня часто спрашивают: «Когда Вы поёте «Sonny boy» или другие похожие песни, вы, наверное, думаете о вашем сыночке?» Нет! Я ни о ком и ни о чём не думаю. Думаю, только об образе, который в данный момент я создаю и хочу всей собой передать моим слушателям. Тут нет места моим личным делам, моим личным сантиментам.
Между нами с Анной Герман было... Когда я сказала, что «я не свободный человек», имела в виду, что я не могу все свои силы отдать только своей работе, творчеству. Но когда я выхожу на сцену, не помню ни о чём и делаю на сцене только то, что меня в данный момент очень интересует, волнует. Именно поэтому у меня концертов становится гораздо меньше, чем раньше, когда я была как вольная птица и могла петь, когда мне только хотелось. А теперь надо немножко и от дома отдохнуть, хотя я, конечно же, всегда с удовольствием рассказываю сыночку о мишке, который приехал на санях, а все думали, что это генерал — он так сильно от этой сказки смеётся!
Чтобы выйти на сцену, надо все с себя сбросить и начать работу совсем другую, чем домашний мир.
— Мне кажется, в Вашем ответе есть тема следующего вопроса: что изменилось в подборе текстов и мелодий, которые Вы готовите к своим будущим концертам? Был период, когда Вы были «как вольная птица», а теперь Вы, осмелюсь сказать, «спелая женщина». Произошла ли переоценка своих внутренних ценностей?
Анна Герман: Ваше интервью получается, как исповедь... Я вообще весёлый человек. Например, страшно люблю танцевать, петь. Но со временем, когда человек уже, можно сказать, не в школьном возрасте (мне очень понравилось в одном советском фильме герой говорит: «Ну и что же, что у нас седые виски, в душе ведь мы молоды. Просто окружающие этого не видят»), что-то меняется… Время течёт, и каждый из нас ежедневно изменяется. Раньше я об этом старалась не думать. Но теперь после того, как я побывала в родильном доме, где я вдруг увидела рядом с этим огромным счастьем женщин, державших в руках своих детей, огромное горе — когда около меня лежала молодая доктор, у которой девочка умерла через три часа после рождения. Меня это очень поразило — я раньше думала, что роддом — это место, где приходят на этот свет маленькие розовенькие красивые дети, оказалось, что это место, с другой стороны, самое ужасно, что там уходят те, которые не успели придти в мир. Это откликнулось в моей психике, поэтому я включаю с охотой в свой репертуар песни, говорящие о том, что надо радоваться жизни на этой земле, но нельзя забывать о том, что дни наши сочтены. Когда-нибудь и где-нибудь, несмотря на то что нам ещё двадцать или уже восемьдесят лет, придёт этот последний день... Это то, что я увидела в роддоме.
Между нами с Анной Герман было... Но это закон жизни — так всегда было и всегда будет. Поэтому я сочинила мелодию на сонеты Горация, который больше 2000 лет назад написал прекрасные строчки. Эту песню я очень часто пою и этой песней заканчиваю свою программу (речь идёт о песне «Радуйся жизни» или «Не жди завтрашнего дня» — Ред.). Она описывает, как природа рождается к жизни, как весна начинается… Смысл этой песни в том, что надо радоваться жизни, надо идти на свидание, надо спешить пить молодое вино, плясать, ничего не откладывать. Потому что придёт день, когда все мы встретимся в том, другом царстве. Но это совсем не грустная песня. Просто надо радоваться реке жизни, которая нас несёт. Ничего, что она нас несёт к концу — она бурная, от нас зависит, какая она...
— Мы знаем Вас как исполнительницу, как композитора. Но совсем мало или даже почти ничего не знаем о Вас как о писателе. Что толкнуло на этот путь и будет ли продолжение?
Анна Герман: Нет, я не писатель... И никогда не буду... Это просто было такое время, когда мне пришлось написать книжку. В 1967 году я подписала трёхлетний договор с итальянской фирмой грамзаписи и поехала туда работать. Но там, чтобы стать «товаром», который будут покупать, нужно очень много сделать: надо сниматься на телевидении, постоянно фотографироваться, надо бывать в домах моды, давать бесконечно интервью. И потом, когда люди о тебе немного узнают, можно приступать к записи пластинки. Все это было сделано, и я в Неаполе записала свою пластинку с неаполитанскими песнями, приняла участие в фестивале Сан-Ремо, сделала большую программу с Доменико Модуньо на телевидении, после чего должен был начаться цикл концертов. Но после первого концерта случилась катастрофа. Мой водитель, он же и пианист, ехал на своей машине, он просто заснул за рулём и — случилась катастрофа... После этого происшествия я была около пяти лет дома, пока все не встало на своё место. Мой позвоночник остался цел, поэтому я после долгих лет реабилитации и гимнастики вновь пою на сцене и как будто бы ничего не видно. Правда же, не видно? (Смеётся. — А.П). Но когда я ещё лежала в кровати, когда дни тянулись, мне нужно было чем-то заполнить это время. И я попробовала на стихи моих друзей придумывать музыку. У меня музыкального образования нет, но есть какая-то интуиция...
И так как я получала очень много писем и из Италии, где меня успели узнать и запомнили, и из Польши, где все были очень взволнованны этим случаем, я придумала, что напишу книжку и тем самым отвечу на все вопросы. Так и сделала! Вот и весь писатель!
— Как Вы думаете не придёт ли период, когда Вам захочется написать книгу для своего сыночка — начиная с того момента, когда в роддоме Вы поразились халатности медсестры, принёсшей вашего ребёнка с непокрытой головой и до того момента, например, как он вместо слова «мама» произнёс слово «папа». Не рождалось ещё таких мыслей?
Анна Герман: Збышек старший мне постоянно говорит: «Надо записать, как он то или иное сказал, а то потом забудем. Чтобы потом посмеяться, когда он вырастет и прочитает это». Но Вы сами знаете, что у нас нет времени. Я не могу бросить кухню, когда я там что-то варю, и пойти искать ручку. А Збышек у нас все ручки или поломал, или исписал. Пока я найду, куда это записать — или тетрадку или блокнот — у меня на кухне выкипит суп...
Между нами с Анной Герман было... Я этого пока не делаю, хотя очень жалею. Я не профессионал, поэтому я не знаю, заинтересовала ли бы такая книжка кого-нибудь кроме нашей семьи? Мой муж иногда что-то записывает. Так что какой-то маленький след для ребёнка из детства останется. Правда думаю: когда он вырастет, у него будет столько дел и столько собственных проблем, что я не уверена — захочет ли он это читать. Как Вы думаете?
— Я бы здесь думал иначе. Когда в начале нашего разговора Вы заговорили о любви к родному краю, я подумал, что любовь приходит к ребёнку через колыбельную. Когда ребёнок взрослеет, он начинает осмыслять свою колыбельную. Мне кажется, такая книжка нужна была бы многим матерям и детям, чтобы осмыслить эти колыбельные...
Анна Герман: Вы это очень точно и верно сказали. Но только я опасаюсь, что я так занята новыми песнями и это столько у меня отнимает физических сил. Ведь я как шахтёр два часа на сцене пою, работаю. И платья надо менять. У меня теперь слишком бурная жизнь. Но рада, что я опять на сцене, что опять могу петь.
Между нами с Анной Герман было... А знаете, что было моим первым желанием после того, как я, лёжа в гипсе по самые уши, смогла двигаться? Моим самым горячим желанием было помыть пол, чтобы самой встать и своими руками это сделать. Я ещё не могла ходить — Збышек принёс мне подушку, усадил меня на неё на пол и дал мокрую тряпку, и я вокруг себя, сколько могла, помыла пол. Я тогда была счастлива. Видите, как иногда немного надо человеку для счастья… Но это уже все в прошлом. Сейчас если бы пришло приглашение в Италию, я бы могла туда поехать и даже петь прекрасные неаполитанские песни для итальянцев.
— Хотел спросить Вас о творческих планах. Что в Вашем творческом «тайнике» ещё спрятано для слушателей? Какие поездки предстоят? Насколько я знаю, например, маленькие прибалтийские страны — это пробел на Вашей гастрольной карте по Советскому Союзу...
Анна Герман: Вы такой очаровательный человек, что теперь, когда Вы задали этот вопрос, я чувствую себя виноватой, потому что я сама просила «Госконцерт» отправить меня куда-нибудь погреться на солнышке. У нас в этом году в Польше была страшно холодная и снежная зима и я очень замёрзла — у нас лопались трубы, не было воды, снег засыпал все машины, наши бедные мужчины не ездили на своих «возлюбленных» машинах, так как их откопать невозможно было… Страшно было… Поэтому я попросила, если возможно, отправить меня туда, где теплее. Вот если бы я Вас раньше встретила, я бы попросила послать меня на холодное Балтийское море. В эту поездку я поеду в Среднюю Азию. Между нами с Анной Герман было... Гастроли закончатся в Ташкенте, где сейчас (хоть всего лишь половина апреля) — там уже 30 градусов. Это меня, конечно, радует. Я теперь раз в году выбираюсь из дому и думаю, что в следующем году я попрошу «Госконцерт» позволить мне увидеть ваш край, потому что он стал мне очень близким, очень интересным, я очень хотела бы для ваших людей, для ваших слушателей спеть и выдержать ещё один экзамен...
— Какие у Вас сейчас планы в звукозаписи? Что ожидается?
Анна Герман: В этот приезд я смогу три дня записывать новую пластинку и так как я знаю русский язык, я часто записываю лишь русские песни. Моя приятельница, редактор московской «Мелодии» — очень добрый, очень хороший человек — настоящий меценат не только для заграничных, но и для советских артистов. Именно она впервые открыла Софию Ротару, Давида Тухманова и многих других. Она сказала: «Мы мало польских песен записываем». Вот в этот приезд я останусь и запишу и наши польские песни.
— Появились ли в Вашей жизни новые поэты и композиторы, с которыми Вы работаете сейчас, с кем не работали раньше?
Анна Герман: На самом деле я вообще не собиралась становиться певицей. У меня была другая цель — я закончила геологию, я должна была узнавать о тех кладах, которые скрывает наша Земля и которые позволяет нам иногда добывать. Когда я только начинала, я ещё не знала, чего я хочу — я просто пела то, что мне дарили, что меня просили петь. Потом произошёл перерыв, который у меня из жизни забрал много лет — почти шесть лет, пока я совершенно с полной физической и психической силой собралась. А годы идут...
Между нами с Анной Герман было... Если человек хочет работать на сцене, он обязательно должен иметь коллектив музыкантов, с которыми он интенсивно и постоянно работает. Из-за самочувствия я долго не могла этого наладить. Потом родился мой Збышек, и я отреклась от всего на более чем три года. Так получилось, что такого коллектива, с которым я могла бы искать новые песни, работать над ними, у меня до сих пор не было, и нет. Поэтому все, что я делаю — это мои собственные, личные порывы, это импровизация. Я, конечно, об этом не говорю со сцены — зрителя это не интересует. Я все должна сама делать — и текст подобрать и музыку (или сама иногда напишу или попрошу друзей), надо собрать программу, найти зал и провести репетицию. А репетиций для такого сольного концерта, конечно, очень мало выходит… Жалко, что так получается, но другого выхода нет... — В продолжении этой мысли у меня возник вопрос: Вы подбираете песню по содержанию. Расскажите, что Вас должно тронуть в словах песни, чтобы Вы пропустили её через себя. Ведь, как известно, песня рождается три раза — у поэта, у композитора и у певца. Что такого должно быть в песне, чтобы Вы могли её как исполнитель дополнить, родить заново?
Анна Герман: Между нами с Анной Герман было... Иногда мне приносят песню, я слушаю и понимаю, что и текст хороший, и музыка интересная, но она не для меня написана. Это чувствует каждый исполнитель, просто об этом не всегда удобно сказать в глаза композитору или автору текста. Каждый исполнитель должен знать — может ли он убедить этой песней слушателей. Потому что я, например, могу выйти на сцену с какой-нибудь песней лишь тогда, когда я сама в первую очередь убеждена, что тема, проблема, содержание этой песни нужно или важно кому-нибудь — стоит ли иначе людям голову морочить… Во-вторых, эта песня должна мне не просто понравится, она должна «срастись» со мной. Очень часто люди думают, что это я о себе пою. Это меня радует. Только тогда это имеет смысл. Раньше я в песне больше интересовала мелодической линией, где можно блеснуть вокалом. Теперь на первое место выдвигается содержание. Вы же сами сказали, что я теперь зрелый человек — так что я должна думать. Если мысль поэта мне понятна, если я могу её спеть так, как свою собственную — тогда эта песня будет иметь резонанс у слушателя. Ну а если к тому же ещё хорошую мелодию добавить — то тогда бисы обеспечены.
— Вы ещё раз употребили понятие «зрелость», «спелость». Хочу спросить: если возможно, существует ли у певцов какие-то определённые песни как показатели определённого уровня «спелости»? Мир был покорен вами песней «Танцующие Эвридики». С тех времён многое изменилось в мире, в Вас. Не кажется ли, что следующим рубежом для Вас стала песня «Надежда»? Не находите ли Вы какую-то связь между этими песнями? Или это случайность?
Анна Герман: Нет, связи никакой нет. Песня была написана в другой стране, в другое время и другим автором. Связь может быть только такая, что и «Эвридики», и «Надежда» стали «моими» песнями! До сих пор, хотя уже прошло 15 лет, зрители просят эту песню. Даже сегодня в зале её просили. А у меня с этим ансамблем как раз не было её в репертуаре — мне было жалко, что я её не спела...
«Надежду» мне подарила Александра Пахмутова на стихи Николая Добронравова. Её мне прислали мои друзья из «Мелодии» в Варшаву. Она мне очень понравилась и в свой первый приезд после этого в Москву я её записала. Там было несколько песен, но содержание песни «Надежда» — универсальное, оно всем подходит. В тексте затронуты такие темы, которые людей очень волнуют — разлука, как понять друг друга, радости, которые дарят нам жизнь. Я её спела и, могу похвалиться, эта песня стала очень популярной, пели её также многие другие исполнители, но мне очень было приятно, когда я недавно летела на Дни польской культуры в СССР, и со мной рядом в самолёте сидел наш первый польский космонавт — пан Мирослав Гермашевский. Он очень приятный, очаровательный человек — нормальный, весёлый ласковый — он летел с женой и своим сыном — он мне рассказал, что именно у космонавтов есть традиция, что перед тем, как они улетают, они садятся и в спокойствии просят послушать как раз эту песню. И, несмотря на то что её записали очень многие — слушают только в моем исполнении. Тут уж я была страшно гордая, хотя это не в моей натуре!
Между нами с Анной Герман было... Это очень важно, что люди, отправляясь в полёт, не зная, вернутся ли они оттуда, в последние минуты на земле они хотят именно эту песню услышать. В этой песне есть обещание, что все будет хорошо — наверное, поэтому они её и выбрали...

 

 

ФРАГМЕНТЫ ЖИЗНИ АННЫ ГЕРМАН

— В моём родном городе Пыльтсамаа в Эстонии, — рассказывает Антс Паю, — в 1973 году я посадил парк деревьев (ныне — парк «Сыпрузе»: в переводе с эстонского «Дружба», по аналогии Дерева Дружбы в Сочи. — Ред.), в чём мне помогли мои ученики. И первые посадки саженцев проходили под записи Анны: мы ставили в парке её пластинку и работали. Иногда я прямо в парке проводил занятия. В письмах я много писал Анне о деревьях, об учениках. Писал о том, как дети воспринимают силу деревьев, как я наблюдал за тем, когда ребёнок разговаривает с деревом. По всей видимости, она нуждалась в этих письмах. Когда она уже тяжело болела, она однажды написала: «Пришли мне силу своих деревьев!..».
Между нами с Анной Герман было... Иногда я покупал игрушки для её сына, а она привозила из Варшавы кукол для моей дочери Анжелы. А однажды в Москве после одного из её концертов мы пошли в «Детский мир». Люди заметили Анну — мы попали «в окружение». Когда я понял, что мы ничего не сможем купить, то буквально вытолкнул Анну из этой толпы на улицу, поймал первую попавшуюся машину и, усадив Анны на заднее сиденье, крикнул водителю: «Гони!». Тот удивился: «Вы что-то украли? За вами гонятся?». Я сказал: «Посмотри, у тебя в машине Анна Герман!». На этих словах он чуть не потерял управление, мы чудом не въехали в фонарный столб!
Анну очень любили, и, если она была «доступна», её сразу же окружали люди, просили автограф или просто подходили сказать доброе слово. Некоторые подходили просто потрогать её за руку...
Помню запись романса «Выхожу один я на дорогу», которая проходила в Москве. Она спела первый дубль и вышла из судии, я сказал ей: «Анна, вернись и спой ещё раз! Спустись чуть на землю, ты спела как космонавт — небесно! Спустись к нам!».
Она сказала: «Хорошо» — и сделала второй дубль. Этот дубль и попал на пластинку.
Между нами с Анной Герман было... Она была очень терпеливая. Помню одну съёмку на ЦТ в Останкино. Всё затягивалось, делали дубли, настраивали аппаратуру всё время что-то не получалось технически, а Анна сидела тихо на стульчике в судии и ждала, пока её позовут в кадр. Спустя несколько часов такого утомительного ожидания я не выдержал и подошёл к кому-то из съёмочной группы: «Перед вами Анна Герман! Предложите ей хоть чашу кофе!».
Она сама для себя ничего бы не попросила... Ещё вспоминаю одну съёмку для эстонского телевидения. Мне удалось уговорить Анну дать интервью для популярной эстонской телепрограммы «Азбука эстрады». У неё было мало времени, и мы назначили встречу в Москве, в Представительстве Эстонской ССР. На тридцатой минуте разговора заслушавшийся Анну оператор прервал беседу. Оказалось, он забыл нажать на запись. Анна лишь вздохнула и сказала: «Ну что ж, давайте заново!».
После записи мы шли по улице, а она смеялась: «Это здорово, что оператор не включил запись, мы смогли дольше поговорить!».
Однажды мы с Анной придумали идею — снять фильм на основе двух сказок, соединив «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери с потрясающим рассказом-сказкой «Мальчик и бабочка» эстонского писателя Антона Таммсааре. Это могла бы быть сказка, в которой образ смерти, заложенный в «Маленьком принце», соединился бы с символом жизни, заложенным в «Мальчике и бабочке». Анна хотела, чтобы в фильме было много музыки, наверняка она бы чудесно справилась с этой задачей, но, увы... Мы не успели это сделать...
Между нами с Анной Герман было... Здесь нужно отметить, что Анна была очень начитанным человеком, её любимым писателем был Герман Гессе, ей нравилось, как он в своих произведениях пытается понять душу человека. Любила она произведения Чингиза Айтматова, Валентина Распутина, Василия Белова. Её интересовало, как в этих книгах описываются характеры людей, живущих в суровых условиях.
В конце декабря 1979 года Анна приехала в Эстонию: у неё было запланировано пять концертов в Таллине. И хотя в городе почти не было афиш, все пять дней были аншлаги. Однажды она захотела прогуляться по старому городу: было очень снежно, канун Рождества. Мы ходили вокруг Ратуши, а потом выяснилось, что Анна надела сапоги на голую ногу; пока мы гуляли, она отморозила себя пятки. Когда сняли сапог, пятки были в крови. Я не мог понять, зачем она терпела, зачем несколько часов гуляла по морозу и не сказала ни слова, что у неё замерзали ноги...
Между нами с Анной Герман было... Те концерты я очень хорошо помню. Когда Анна узнала, что у неё будут гастроли в Эстонии, она попросила найти для неё эстонскую песню. Я подключил эстонских композиторов Вальтера Оякяяра и Юло Винтера, и они приготовили для неё ноты. Но на первом концерте в концертном зале «Эстония» Анна извинилась перед публикой и сказала: «Вы извините, что я не спою вам сегодня по-эстонски. Я очень боюсь неправильно произнести слова и сделать не так ударения». Она спела лишь несколько строк из песни Юло Винтера в знак уважения к публике.
Это было счастьем в моей жизни — быть свидетелем её творческого процесса, — чтобы «войти в песню», Анне нужно было уединиться. Она внутренне готовилась к исполнению каждой песни. И ей очень важна была реакция зрителя — не столько аплодисменты, сколько дыхание зала. Она очень хотела это слышать.
Помню, в московском концертном зале «Россия» на одном из концертов она этого дыхания не услышала. Зал был так устроен, что на сцене было плохо слышно, что творится в зале. После концерта мы об этом с ней говорили. А ещё помню её концерты в сочинском цирке. Ей было трудно там выступать: на круглой арене она неизбежно оказывалась спиной к части зрителей, хотя её энергетика воздействовала на всех независимо от того, как она стояла. Но Анне казалось, что на такой сцене она не до всех «достаёт»: ей важно было петь для каждого отдельно. Она не пела просто «на зал». Она пела каждому зрителю в зале. И когда люди во время концерта начинали это ощущать, что песня спета индивидуально каждому, они ликовали. В больших залах Анне трудно было это делать, после концертов она уставала, отдав всю себя зрителям...
Между нами с Анной Герман было... Дважды мне посчастливилось услышать пение Анны не на концерте. Один раз в апреле 1979 в Москве, когда я проводил её в гостиничный номер. Было открыто окно, погода была очень солнечной и тёплой — всё распускалось. В комнату с ветром залетал аромат наступающей весны. И Анна запела... Почти шёпотом, очень тихо. Песня была воздушная, в ней что-то пелось о звёздах. Сколько в этом было чувственности и трепетности!
А второй раз я слышал Анну после рождественского концерта в Таллине: был ужин, на котором присутствовали её музыканты, она там спела одну песню.
У неё не было собственного ансамбля, не было технических возможностей записать песню, кроме как в государственной студии или на радио. А ведь она могла бы ещё многое записать! Мир очень обеднел из-за того, что она не реализовала все свои творческие планы. Но счастье, что есть и эта маленькая частица, сохранившаяся в звукозаписи.
Последние письма, которые я получил от неё, говорили о многом. В одном из них она писала, что ей уже тяжело держать ручку, чтобы написать несколько строк. Но она ждала выздоровления. Она верила в своё спасение.
Письма Анны — это фрагменты её жизни. Не всегда печальные, иногда они были и очень забавные. Например, одно письмо она написала мне из поликлиники: «Антсик, сижу у зубного врача, жду в очереди. Зуб так болит! Вот пищу тебе — может, мне полегчает?». Или: «Антсик, я сейчас в гостинице, жду, когда придёт человек, который меня запишет и даст ключи от номера. Тут так холодно, у меня замёрзли ноги. И что он так долго идёт? Вот решила тебе написать...». Я получал такие письма и радовался её юмору и доверию мне.
Между нами с Анной Герман было... В моём парке в честь Анны Герман растёт дуб, но, по-моему, женщину нельзя олицетворять с дубом. Сначала я посадил там маньчжурский орех как символ выражения любви к женщине, а после знакомства с Анной два дуба в честь нашей дружбы. Кстати, продолжительность жизни дуба составляет 400-500 лет, но известны деревья, которые имеют возраст до 1000 и даже 1500 лет. Моя внучка Анна, названная в честь Анны Герман, любит приходить к этим деревьям и о чём-то с ним разговаривает. О чём — она мне не говорит, но всегда, когда возвращается из парка, просит поставить записи Анны. Она почти ничего не знает об этой певице, у неё просто желание слушать Анну — её голос, её записи...
После таллинского концерта в декабре 1979-го я записал с Анной интервью, и в нём слышна та усталость Анны, о чём я писал выше. Но это была не та усталость, когда ты копал землю или бегал на соревнованиях. Это была внутренняя усталость, она была слышна даже в её дыхании...

 

 

ИЗ ПИСЕМ АННЫ ГЕРМАН

Антс Паю писал:
— Однажды я рассказал Анне о своём друге — Людвиге Куристе, герое Советского Союза, офицере, командире 52-й танковой бригады, который освободил польский город Пётркув-Трыбунальски (пол. — Piotrków Trybunalski). Анна тогда выступила с инициативой, и Людвиг стал почётным гражданином этого города. Тогда же родилась и «Песня о пане Людвиге» — наша совместная идея. В 1979 году в Ленинграде она спела эту песню на первом концерте, но записать не удалось. Я хотел снять фильм о своём друге Людвиге, и эта песня должна была там прозвучать, но что-то не получалось. Анна мечтала увидеть этот фильм и очень расстраивалась, что работа над ним всё не начиналась. Фильм я сделал позже. Во время съёмок, когда я с бригадой был в Бресте, мне сообщили, что Анны не стало. Мы в тот момент крепко обнялись с Людвигом, было ощущение огромной потери...
Между нами с Анной Герман было... Анна уходила тяжело, приехать к ней не было возможности, связь была только через письма. Она, всю жизнь дарившая себя людям, в конце жизни осталась одна и без внимания, почти без помощи. Это и есть её святость — отдавать и ничего не просить взамен!
?«Может быть, мы придумаем себе какую-нибудь сказку и сыграем в ней главные роли? Пусть это будет не очень длинная, но только наша, совсем неповторимая, только Твоя и Моя. А ведь начало уже есть...
Жил да был один красивый, добрый с ласковыми глазами «лесной человек». Раз он вышел из своего леса — от песен, что пели ему птицы, чтобы послушать, как поют люди...
Ты напишешь продолжение и придумаешь какой-нибудь хэппи-энд, хорошо? Пожалуйста, чтоб было весело и без разлук, ладно, Милый мой? Милый мой принц...»

?«...Наконец-то кончились концерты за океаном. Это было как тяжёлый, плохой сон... Я попала к людям, которые очень, очень далеки от служения искусств, а человека вообще не видят на своём пути. Абсолютно всё затмевают деньги... Мне было так трудно и грустно, я не могла даже никому написать...»

?«Антсик, я искала сегодня какие-то ноты и наткнулась на фотографии, которые я привезла из Америки — посмотри — ну где же ты был, когда я должна была танцевать на прощальном вечере с такими маленькими мужчинами...».

?«Что ты делаешь, мой милый? С кем ты? В своём клубе или пишешь что-то важное для будущей газеты? Тебе хорошо? И мысли умные и интересные приходят к Тебе неожиданно, да? Ты их ловишь, удивляешься им, с улыбкой записываешь, да? Чтобы сказать другим людям, у которых нет времени или охоты ловить собственные мысли. Да? Уже вечер. В сумерки действительно хочется счастья — очень, — именно сейчас, в сумерки...»

?«Да, наша жизнь — это одни встречи и прощания. Большинство встреч и прощаний такие: мы говорим «до свидания», протягиваем руку и уходим, а в сердце тишина... С тобой сразу было иначе. Ты пожал мне на прощанье руку, а я подумала тревожно: нет, нет, как же так — «до свидания»... Я не хочу, пусть он побудет ещё со мной, не уйдёт...»

?«Здравствуй, Антсик!
Сегодня у меня день рождения. Сижу в гостинице в Катовицах одна и размышляю... Смотрю в зеркало — нет, пока всё та же самая. Знаешь, всю ночь мне снилось, что я была в Таллине. Всё было очень цветное, не так, когда я с тобой видела Старый город — очень яркие краски, жёлтые, голубые, красные дома и очень высокие крыши... Вот сон, прямо как сценарий. Правда?»

?«...Моя старенькая знакомая — это мой большой Друг, ей 85 лет — вчера мне сказала в разговоре: ведь человек настолько сам счастлив, сколько он может другому счастья подарить. И это так. Отдельного, только моего счастья нет! Я счастлива потому, что Ты посмотрел на меня, внимательно, ласково, послушал, что я хотела Тебе сказать. Я тебя понимаю и очень хочу, чтобы Тебе было интересно, тепло и безопасно между людьми. Чтоб Тебя любили и понимали...»

?«...Я как твои птицы. Могу петь только тогда, когда вокруг меня нет «врагов»...

?«Всю ночь шёл дождь, и день такой же сегодня. Но мне не грустно, я знаю, что ты меня ещё не забыл, а я тоже могу отключиться и не слушать, о чем говорят люди, а быть в мыслях с тобой...»

?«...Опять температура и хочется только глаза закрыть. И лежать... А ещё надо последний концерт спеть сегодня. Страшно грустно. Постарайся меня понять и улыбнись мне...»

?«Добрый вечер, Антсик!
Сегодня Збышек принёс мне твоё письмо с фотографией и дубом. Какой Ты необыкновенный — спасибо Тебе. Антсик, пожалуйста, пиши мне о добрых, весёлых делах — я после двух тяжёлых операций и теперь жду две недели или три последней операции. Пока надо собрать силы. Ты меня не узнал бы — мне теперь «80 лет». Я в больнице, но тут хорошо и тихо, я одна могу думать. Писать пока не очень могу. Пиши мне ты, хорошо?»

?«Я буду здорова скоро. Я это знаю. Только ещё это. Пиши мне, хорошо? Пошли мне силы Твоих деревьев, чтобы перенести и это... Верь и Ты, хорошо?» — так писала Анна Герман в одном из последних писем, надеясь на своё скорое выздоровление, но, увы... Между нами с Анной Герман было...

 

 

НАШЕ ДОСЬЕ: АНТС ПАЮ

Антс Паю был политиком, государственным и общественным деятелем Эстонии, журналистом, кинорежиссёром, спортсменом и инженером, а также членом Государственного собрания Эстонской Республики (высшего представительного и законодательного органа государства) — VIII созыва Рийгикогу.
Антс (до 1955 года — Вольдман) Паю родился 10 сентября 1944 года в деревне Тамси волости Паюси Вильяндиского уезда, ныне — Пылтсамааская волость Йыгеваского уезда, — ушёл из жизни 28 июня 2011 г. в городе Тарту.
В 1949 году вместе с семьёй был депортирован в Сибирь, вернулся в 1955 году после смерти Сталина.
В 1963 году окончил сельскую школу в Пыльтсамаа, в 1970-м получил диплом лесного инженера Эстонском лесохозяйственном институте и в 1970-71 гг. работал здесь старшим инженером.
Между нами с Анной Герман было... С 1974 по 1990 год состоял в КПСС: в 1979 году окончил Высшую партийную школу в Ленинграде и получил диплом журналиста; с 1993 по 1999 год — в Центристской партии, с 2000 года — в Союзе Отечества и Res Publica.
Спортом начал заниматься ещё в школе, в 1957 году, под руководством Ахто Тальвинга — сначала средним бегом, позже тренировался в основном на выбросах дисков. В 1970 году стал чемпионом наземных спортивных ассоциаций Нидерландов по метанию диска и толканию ядра (1972). В 1972-1973 годах на национальных чемпионатах Эстонии завоевал серебро и бронзу, а на зимних чемпионатах 1971 года завоевал сразу и бронзу, и серебро.
В 1972-73 годах выступал в составе сборной Эстонии. Личные рекорды: диск 60,22 (1976), мяч 17,66 (1974), молоток 54,62 (1972). Стрела (1976).
В 1993 году завоевал бронзовую медаль на чемпионатах мира и Европы среди ветеранов. В 1974 году выиграл серию метателей.
Был членом правления ЕСК и президиума Федерации по борьбе и лёгкой атлетике. Организовал соревнования по метанию Большого Тыллу, спортивные дни Муствээ и Йыгева в Пыльтсамаа, был инициатором зимних и летних игр и других мероприятий на реке Педья. Был членом правления ЕСК и президиума Федерации лёгкой атлетики и борьбы.
Работал в обществе «Охраны природы» (с 1970). Был инициатором (1988 г.) и лидером Зелёного движения Эстонии, защитником эстонцев на Кавказе и в Сибири, основателем музея А.Х. Таммсааре на Красной Поляне в Сочи.
Между нами с Анной Герман было... 1990-94 — член правления ESC, член Союза журналистов (1977). Был награждён орденом Белой Звезды 5-й степени (2001 г.), затем орденом Государственного герба 3-й степени (2006 г.) и Золотым орденом «За заслуги перед Польшей» (2006 г.).
В 2004 году избран Почётным гражданином Пыльтсамаа, а в 2009-м — Почётным гражданином Йыгева.
В 1970-71 годах работал старшим инженером Эстонского лесохозяйственного института, затем в 1972-1979 годах был инженером по технике безопасности и благоустройству колхоза Лилле Вере и инструктором Йыгеваского районного комитета ЕЦБ (1974-76).
Как журналист работал в СМИ заместителем главного редактора Йыгевской районной газеты «Пуналипп» (1979-1984) и главным редактором журнала «Eesti Loodus» — «Природа Эстонии» (1984-1990).
В 1990-1992 годах был делегатом эстонского Конгресса и членом Верховного Совета Эстонской ССР, и представителем президента Эстонской Республики в Ида-Вирумаа, Нарве и на Круглом столе национальных меньшинств в 1993 года. В 1995 году — член Рийгикогу (это Государственное собрание, является высшим представительным и законодательным органом власти Эстонской Республики); в 1997-2000 гг. — исполнительным Секретарём Комитета по транзитной торговле и советником министра транспорта и связи; а в 2000-2001 годах — мэр Йыгева, затем два года (2004-2005) был председателем Йыгеваской городской думы.
В 1973 году Паю начал реализовать проект по созданию парка «Сыпрузе» («Дружба») в Пыльтсамаа, парк был построен под его личным руководством, где он первым из деревьев парка посадил дерево в честь Анны Герман, затем и два дуба (после знакомства с певицей), символизирующих их дружбу. Здесь же были посажены именные деревья видными государственными и общественными деятелями эстонской истории и культуры, есть и деревья-памятники в память о видных деятелей Эстонии. Несколько лет назад парк в Сыпрузе был включён в список ЮНЕСКО.
Два десятилетия Антс Паю мечтал о размещении в парке «Сыпрузе» скульптуры, которые ещё сильнее несли бы идею дружбы и заботы о согражданах. Летом 2004 года мечта Антса Паю была осуществлена при его жизни.
Был женат, сын — Андрес, дочь — Анджела; внуки — Артур и Анна.
Антс Паю ушёл из жизни в июне 2011 года в возрасте 66 лет, и похоронен на кладбище Пыльтсамаа.
В 2018 году в парке «Сыпрузе» в Йыгева в память об Антсе Паю был открыт мемориальная скамейка скульптора Тауно Кангро — это была инициатива членов Йыгеваского клуба львов — Антс Паю был основателем этого клуба и до конца своих дней был его президентом.
Между нами с Анной Герман было... В настоящее время в Эстонии действует фонд «Антс Паю», основателем которого стала его дочь Анджела Рехи. Цель фонда — сохранить и увековечить память Антса Паю, как преданного защитника эстонизма, основателя парка «Сыпрузе», дома-музея Таммсааре на Красной поляне, Зелёного движения Эстонии и личного представителя президента Леннарта Мери на круглом столе меньшинств…
Как кинорежиссёр он оставил и несколько фильмов — «Потасовка», «Рождение» и «Память», а совсем недавно режиссёр Валентин Куик снял фильм «Десять патриотических речей» об Антсе Паю.
Подготовила Анна Михайлова,
редактор журнала «Анна Герман».

 

Об издательстве  ❀  О журнале «Анна Герман» ❀  О рекламе ❀  Заказать рекламу ❀  О журнале «Сенатор»